СЕКРЕТНАЯ ВОЙНА

Григорий КИСУНЬКО,
генерал-лейтенант в отставке, член-корреспондент РАН
Из воспоминаний Генерального конструктора противоракетных систем

/Молодая Гвардия - продолжение/

2.

Новый, 1956 год СКБ-30 встретило разработкой эскизного проекта экспериментальной радиолокационной установки РЭ для исследования радиолокационных характеристик баллистических ракет. Вместе со смежными организациями были определены общий технических облик, состав и технические характеристики экспериментального полигонного комплекса средств ПРО, задуманного как действующий макет будущей системы ПРО Москвы.
По инициативе Устинова и Рябикова вместе с аппаратом министерства и Спецкомитета в январе 1956 года мы подготовили проект постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР о работах по противоракетной обороне. Этот проект вместе с пояснительными альбомами теперь лежал в сейфе Устинова. Но, не дожидаясь принятия постановления, Дмитрий Федорович издал все необходимые приказы по министерству, как если бы постановление уже вышло.
В этот период, когда старый год ушел в прошлое, а новый еще не раскачался, я решил побывать в Ленинграде на научно-технической конференции. До перехода в КБ-1 на всех таких конференциях я не упускал случая выступить с докладом, но потом словно бы в воду канул для всех, кто по работе не был связан с КБ-1. Поэтому факт моего появления на конференции был даже специально упомянут во вступительном слове председателя оргкомитета. Но почти сразу после этого в зал заседаний вошел дежурный офицер и объявил:
- Инженер-полковнику Кисунько приказано срочно позвонить по ВЧ министру.
Мой разговор с Устиновым продолжался не более двух минут. Сегодня же в любое время мне приказано быть у министра. С большим трудом удалось достать билет на самолет, следующий рейсом Хельсинки-Москва.
Устинов ждал меня, разложив на столе все хранившиеся у нею материалы по ПРО, подготовленные для доклада "в верхах". Меня он строго отчитал за самовольный, без его разрешения, выезд в Ленинград.
Завтра,- сказал он,- в 10.00 мы будем у министра обороны маршала Жукова и тебе надо будет доложить ему в течение пяти минут суть всех этих материалов. Может быть, потренируемся - я за Жукова, а ты за себя? Продумай, соберись с мыслями, чтобы все было коротко и ясно, по-военному. Кстати, надень форму. От министерства поедешь со мной.
По тому, что Дмитрий Федорович перешел со мной на "ты", и понял, что он хочет меня приободрить перед ответственным докладом.
Жуков встретил его уважительно, как человека, которого хорошо и давно знает. Я ему представился по-военному, он поздоровался со мной, привычно окинув меня быстрым взглядом с ног до головы, сказал, взглянув на часы:
- Помню вас как докладчика по системе С-75 на совещании у Малышева. Начинайте.
Выслушав доклад, сказал Устинову:
Все это ты мне уже рассказывал, правда, не так подробно. Нам друг друга уговаривать не надо. Давай подписывать бумагу "наверх".
Устинов достал текст докладной записки в ЦК КПСС, оба министра ее подписали, Жуков сказал:
- Хорошо бы это отправить в ЦК с нарочным прямо сейчас, а я постараюсь, чтобы там успели все оформить к очередному заседанию Президиума ЦК.
Вернувшись в министерство, Устинов распорядился о срочной отправке документов в ЦК и начал снова инструктировать меня - на этот раз по моему предстоящему докладу в ЦК:
- Учти, что там к тебе могут быть вопросы о возможности создания малогабаритных подвижных комплексов ПРО по типу автомобильных зенитно-ракетных комплексов, вплоть до совмещенных противоракетно-противосамолетных комплексов. В ЦК и Совмин поступает немало предложений в этом духе от твоего давнишнего знакомого, а ныне министра, Калмыкова. Да и кое-кто из твоих коллег-конструкторов не прочь добавить свою лепту в смятение умов вокруг твоих предложений.
На заседании Президиума ЦК КПСС предложения по работам в области ПРО рассматривались 3 февраля. В своем докладе, следуя предостережениям Устинова, я особо подчеркнул отличия проблем ПРО от проблем противосамолетной обороны и принципиальные различия относящихся к ним технических решений. Своим преподавательским чутьем я уловил, что доклад воспринимается с интересом, и немного увлекся, перебрал время, подсказанное мне Устиновым и Рябиковым. Ворошилов задал мне вопрос: не будут ли осколки рикошетировать от баллистической головки? Я ответил, что это исключено благодаря огромным скоростям сближения головки с осколками, тем более что и сами осколки (вернее - шрапнелины) будут начинены взрывчаткой. В знак согласия с моим ответом члены Президиума ЦК как-то дружно утвердительно закивали.
Было предложено по линии ЦК принять короткое принципиальное постановление с одобрением внесенного предложения Миноборонпрома и Минобороны, а Совмину поручить выпустить подробно развернутое постановление с указанием исполнителей и сроков работ по всем объектам экспериментального комплекса ПРО и по созданию противоракетного полигона. Постановление Совмина вышло 17 августа 1956 года, но к этому времени уже была произведена рекогносцировка мест дислокации и полным ходом шло проектирование объектов будущего полигона в организациях Минобороны; в июле на ближайшую к нему станцию начинали прибывать эшелоны военных строителей, была отдана директива Генштаба о создании полигонной войсковой части, которой был присвоен № 03080. В постановлениях ЦК и Совмина полигону был присвоен шифр "полигон А", экспериментальному комплексу - "система А".
Спустя несколько дней после заседания Президиума ЦК Устинов взял меня с собой на Капъярский полигон ГЦП (Государственный центральный полигон). Летели мы самолетом, оборудованным для министра в салонном варианте. Вчера сидели допоздна, сегодня вылетели очень рано, чтобы успеть проскочить на место без болтанки, и мне очень хотедось спать. Но Устинов все время выспрашивал у меня всякие технические подробности о том, как будут обнаруживаться баллистические ракеты и наводиться на них противоракеты, и при этом каждый раз переводил разговор на то, не надо ли кого еще из министерства подключить к работам по "системе А". Теперь я снова, как и раньше много раз на заводах, в НИИ и КБ в период работ над "Беркутом", продолжал поражаться неутомимости Устинова. Спит ли этот человек когда-нибудь? Или, может быть, таким, как он и Рябиков, выдают особые таблетки из кремлевской аптеки, чтоб могли сколько надо работать и не спать?
Нa этот раз Дмитрий Федорович особенно настойчиво интересовался вопросами точности наведения противоракет на цели. И я понимал озабоченность министра этими вопросами, может быть, навеянную заявлениями Минца, а вслед за ним Расплетина и Щукина, что это глупость - стрелять снарядом но снаряду.
Вы, вероятно, заметили,- объяснял я Устинову,- что в ситуациях Б-200 мы все время мучились с угловыми точностями, а точности по дальности получались как бы сами собой с большим запасом по сравнению с требованиями технических условий, и все к этому привыкли. Так вот, напрашивалась мысль о том, чтобы положение целей и противоракет определять по их дальностям, измеряемым тремя пространственно разнесенными дальномерами. Это можно назвать мпоюпозиционной радиолокацией или методом трех дальностей. Но и при этих условиях точность измерения дальности, то есть времени запаздывания радиолокационных эхо-сигналов, нам придется повышать в десять раз, а может быть, и больше. В более отдаленной перспективе не исключено применение головок самонаведения, работающих по естественному тепловому излучению баллистических боеголовок. Поэтому предусматривается и исследовательский вариант противоракеты с тепловым координатором для головки самонаведения. Однако в этом вопросе еще очень много неясного, все строится на догадках, и прояснить их можно только полигонным экспериментом...
На полигонном аэродроме, где сел министерский Ил-14, нас встречал подполковник, присланный начальником полигона. Он увидел вышедших из самолета полковника и с ним похожего на монтажника человека в ватных брюках, ватной фуфайке, валенках, в нахлобученной ушанке. Подполковник решил, что министр не прилетел, а на полигон об этом не успели сообщить. Подошел к полковнику, начал отдавать рапорт. Но полковник - а это был я - его перебил и сказал, кивнув на "монтажника":
- Докладывайте министру.
Добираться до стартовой площадки ракеты Р-5 подполковник предложил на выбор: на "газике" или вертолетом. Устинов выбрал вертолет, и от этого выбора у меня, что называется, "заекало": в тот период нередкими были аварии вертолетов из-за поломок винтов.
В вертолете Устинов сначала с любопытством рассматривал его внутренние детали, пытался заговорить со мной, но в грохочущей коробке это не получалось. Тогда он поднялся со скамьи и начал заглядывать в хвостовой отсек. От его движений вертолет начал раскачиваться, и я подумал, что так недолго и грохнуться. В подтверждение этой догадки показалось рассвирепевшее лицо второго пилота. Он жестами показывал мне, чтобы я угомонил своего попутчика. Пришлось дернуть министра за ватник, жестами объяснить, в чем дело. Дмитрий Федорович неохотно вернулся на свое место на скамье, укоризненно покачал головой. По прибытии на место, прощаясь с экипажем, сказал:
- Спасибо за доставку. Но больше я на такой машине не ездок. Уж больно она у вас сурьезная: ни повернись, ни пошевелись...
На полигоне, где мы сейчас находились, мне довелось побывать в мае прошлого года. Тогда выдалась ранняя весна, и поэтому на бетонке от полевого аэродрома до городка попадалось много уже подросших молодых орлов. Они нехотя, с сердитым клекотом, слетали с дороги при приближении "газика". А один, разозлившись, стал преследовать "газик", спикировал на него и разбился насмерть о металлическую раму ветрового стекла с той стороны, где рядом с водителем сидел я. По этому случаю я потом в шутку сказал начальнику полигона:
- Что-то у вас, Василий Иванович, орлы начали дичать, совсем отвыкли от "газиков", а молодые даже идут на таран.
Тогда нельзя было не заметить, что здесь установилось полное затишье. Показывая стартовые и измерительные площадки, сотрудники Королева говорили о них в прошедшем времени, как будто это музейные экспонаты. Теперь уже в другом месте велось строительство полигона для межконтинентальных ракет, а здесь все словно бы отмирало.
Но сейчас на полигоне все оживилось, как в былые времена. Предстоял пуск баллистической ракеты Р-5, с атомным зарядом. Столь серьезного события на полигоне еще не было. Прибыли маршал Неделин с большой группой помощников, Королев со своими коллегами-конструкторами, представители атомных фирм во главе с замминистра. Запустить ракету Р-5 в привычный для полигона квадрат падения в песках - задача технически несложная, ракета серийная, боевой расчет - штатный военный, натренированный на таких пусках, все отлажено но, но... Все дело в том, что надо уловить подходящие погодные условия в районе точки падения боеголовки с атомным урядом. В ожидании погоды прошло несколько дней, которые Устинов использовал для того, чтобы проехать вместе с Коротыгиным в качестве экскурсовода и со мной и позднее прибывшим Гренгагеном в качестве экскурсантов по объектам полигона. А однажды все мы оказались в роли экскурсантов при демонстрации процесса сборки и разборки атомного заряда. Попутно замечу, что я тогда не задавался вопросом о том, есть ли технический смысл в этом пуске с подрывом атомного заряда всего в ста километрах севернее города Аральска и насколько опасна эта затея экологически...
Но вот она стоит на пусковом столе, готовая к пуску ракета, дьявольская штука, выкрашенная в ангельский белый цвет, чтобы лучше отпечаталась на пленках кинотеодолитов. Мы с Устиновым стоим рядом с нею. При виде ее в памяти министра, наверное, вырастают самые трудные годы первых забот и первых тревог в этой степи. Устинов был единственным из министров, который увидел горизонты и перспективы ракетной техники, тогда как многие специалисты, особенно в авиации, считали ракетную технику всего лишь модным заблуждением, которое вскоре пройдет. Устинов создал в своем министерстве два центра по ракетной тематике: один - по баллистическим ракетам, торой - по системам самолетного и противосамолетного paкетного оружия. И здесь, на далеких степных просторах, под его личным присмотром были созданы полигоны для запусков pакет всех классов. И сейчас, при виде Р-5, он с особой остротой ощутил тяжесть и ответственность той ноши, которую взвалил и на себя, и на этого рядом с ним стоящего идеалиста, который сосрсдоточенно смотрит на самую верхушку ракеты: похоже, что для него в ракете существует только ее боеголовка, по которой он собирается стрелять. Молод еще, горяч и даже не подозревает, что по нему самому не утихает стрельба из нешуточных калибров еще с тех времен, когда он едва не угодил в антенные "вредители". Сейчас не те времена, но число охотников пострелять не убавляется, и ему в одиночку не отбиться от них без опыта и министерских калибров. Устинов помнил брезгливо-пренебрежительные ухмылки маститых и полумаститых скептиков: "Снарядом по снаряду? Ну что ж: безумству храбрых поем мы песню". Ничего, мы еще посмотрим, кто как запоет!


V
В противоракетной системе при перехвате баллистической ракеты все свершается с непостижимой для человеческого восприятия быстротой. Сближение противоракеты с целью происходит со сверхкосмической скоростью, и отслеживать этот процесс, управлять наведением противоракеты на цель невозможно без использования быстродействующей ЭВМ и без автоматизации на основе ЭВМ взаимодействия всех средств ПРО. Для этого ЭВМ и все подсистемные компоненты ПРО должны быть связаны между собой линиями обмена информацией, принимаемой и передаваемой в реальном масштабе времени. В системе "А" центральная ЭВМ должна была обеспечивать взаимодействие в реальном масштабе времени полета цели восьми абонентов, территориально разнесенных от нее на расстояниях до 250 километров. Таким образом, речь шла о создании компьютерно-автоматизированной многокомпонентной системы, не имевшей прецедентов ни в военной, ни в гражданской технике.
Нелегко было "собирать" систему, подключая объекты один за другим через радиорелейные связи к центральной ЭВМ, учить машину и объекты "общаться" друг с другом, выполняя общую боевую программу. Для этого на полигоне велась круглосуточная работа боевых расчетов, составленных из военных и работников промышленности. И требовалось практически безвыездное мое присутствие на полигоне как Генерального конструктора, но... в постоянной готовности к вылету в Москву для отражения очередных попыток "антикисуньковской" реорганизации КБ-1. Например, когда убирали из КБ-1 "на повышение" Лукина, то на его место пытались назначить главным инженером Расплетина. Я был решительно против того, чтобы любой из нас, трех главных конструкторов (Кисунько, Колосов, Расплетин), получил административную власть над двумя другими. Кто хочет получить такую власть, пусть слагает с себя обязанности Главного конструктора, уступает место другому.
...На полигоне эту небольшую комнату на третьем этаже в здании главного командно-вычислительного центра (ГКВЦ) называли коротко: ЦИС. На самом же деле ЦИС - центральный индикатор системы - это небольшой пульт-индикатор, мало заметный в комнате, носившей его имя, среди аппаратных шкафов, гудевших своими выпрямителями и мигавших сигнальными лампочками. Внешне он был похож на двухтумбовый письменный стол, тумбы которого густо начинены радиоэлектронной аппаратурой, а на его "столешнице" сзади установлен блок индикаторов с двумя экранами кинескопов и вертикальной панелью цветных табло, похожих на прозрачные прямоугольные клавиши, подсвечиваемые изнутри сигнальными лампочками. На свободной от индикаторов передней части "столешницы" - кнопки управления, сверху на индикаторном блоке - электронные часы, показывающие время сменяющимися через каждую секунду цифрами. Во время боевой paботы это время, оставшееся до старта противоракеты, рассчитанное и постоянно уточняемое на ЭВМ, после старта противоракеты - время ее полета. А на экранах ЦИСа можно наблюдать высвеченные точки стояния расположенных в пустыне радиолокаторов наведения и стартовой позиции противоракет, отметки баллистической ракеты и наводимой на нее противоракеты, отклонение противоракеты от расчетной траектории наведения в течение всего времени ее полета от старта до встречи с целью.
В комнате ЦИС разрешается находиться только дежурной смене офицеров полигона и строго ограниченному кругу ближайших помощников Генерального конструктора. Отсюда осуществляется управление боевыми работами системы "А", стыковочно-отладочными работами, проверка готовности средств и системы в целом к пускам, в том числе путем проведения электронных имитаций боевой работы. За всеми ставшими привычными миганиями табло и движущимися на экранах отметками стояла напряженная круглосуточно-посменная, а для ведущих специалистов чаще всего сверх всяких смен, работа людей на радиолокаторах и стартовых позициях, на главном вычислительном центре и на радиорелейных линиях, связывающих его с объектами.
В напряженный период "сборки" и комплексной отладки системы приходилось и мне, как Генеральному конструктору, неотлучно сутками находиться на ЦИСе. Не без того, чтобы часок-другой вздремнуть на старом скрипучем диванчике с матерчатой обивкой неопределенного цвета, кем-то будто специально для меня поставленном у стены за аппаратным шкафом с поэтическим шифровым названием "Василек". Но как-то получалось так, что я и сквозь сон словно бы ухитрялся следить за командами и докладами по громкоговорящей связи. Дежурные офицеры пробовали отключать репродуктор, чтобы "дать человеку вздремнуть", но человек в тот же момент просыпается и спрашивает: "Что случилось с ГГС?" Сквозь дрему подслушивая ГГС, иногда приходилось подниматься, чтобы посоветоваться с дежурным программистом или с теоретиками, а то и вызывать кого-нибудь из специалистов, послав за ними дежурный "газик" к общежитию. Или взять микрофон ГГС в связи с очередным "утыком" на "Орле", "Байкале", "Соколе" или "Причале" - под такими позывными зашифрованы на ГГС объекты системы:
- Я - первый. Пригласите к микрофону нашего ответственного представителя (по режиму - упаси боже, сказать "представителя Генерального конструктора"!).
В ночное время дежурный иногда может ответить, что ответственного сейчас разыщут. Тогда "первый" уточняет:
- Если он отдыхает, то пригласите кого-нибудь из наших. Но и в этих случаях тот, кого искал генеральный, обязательно вскоре появлялся на ГГС. Люди знали, что если кого спрашивает, "первый", то его надо непременно найти в любое время суток. Впрочем, долго искать не приходилось, так как мои представители тоже взяли себе за правило "подночевывать" прямо в аппаратных помещениях. В таком режиме работали и главные инженеры войсковых частей полигона. Иногда давалась команда перебросить специалиста с одного объекта на другой, и летчики выполняли ее незамедлительно на своих Як-12 и Ан-2. Люди работали, не зная выходных дней, а офицеры дальних площадок неделями не бывали дома и при этом не теряли чувства юмора. На полигоне в ходу была песня с такими словами:

Зачем систему "А" придумал 
лохматый член-корреспондент? 
Не тем он местом, видно, думал 
в тот роковой для нас момент.
Из-за такого разгильдяя 
загнали нас в Бет-пак-Дала. 
Ах, доля наша роковая! 
Зачем сюда нас привела?
И не дают нам здесь пощады 
бураны, вьюги, пыль да зной. 
Я ждал привета и награды, 
а разучился спать с женой.




Первая работа системы "А" по перехвату баллистической ракеты Р-5 прошла 24 ноября 1960 года, прошла вполне успешно (после того, как 5 ноября ракета Р-5 "завалилась" наполовину заданной дальности и не вошла в зону поражения системы "А").
Но среди технарей-разработчиков не зря существует не личное юмора поверье: "Нехорошо, когда с первого раза все случается хорошо". И действительно- после первой удачи ноября пошла полоса сплошных неудач: 8 декабря система работала из-за короткого замыкания в одной из ламп в центральной вычислительной машине; 10 декабря в противоракеке во время полета отказал программный механизм; 17 декабря - неисправность блока питания приемника в радиолокаторе ючного наведения; 22 декабря - ошибка оператора радиолокатора дальнего обнаружения; 23 декабря - незапуск двигателя второй ступени противоракеты. Итак - пять нулей подряд, с израсходованием пяти ракет Р-5 и двух противоракет, незавидная картина в преддверии Нового, 1961 года! И что характерно: у каждой неудачи - своя причина, каждый раз выскакивала новая неприятность, попробуй угадай - какая пакость выскочит при следующем пуске?


Что-то надо было предпринять, прежде чем продолжать пуски, |но что? Недельный круглосуточный, без выключения, прогон всей системы "А" в режиме централизованного управления, с имитацией боевой работы по условным целям! Только так я полагал, можно заставить "выгореть" все ненадежные элсменты в аппаратуре, заменить их новыми, все средства системы "приработаются" друг к другу, надежность системы начнет время повысится. После прогона -предновогодний пуск, и если он будет удачным, то командированные люди из "почтовых ящиков" сами согласятся не улетать на Новый год, а | не 1 (ового года сразу же, без потери темпа, закончить всю программу пусков.
В режиме прогона не скучали и противоракетчики: все противоракеты были подвергнуты глубокой профилактической чини, были проведены четыре пуска противоракет с макетами боевых частей по условной (имитированной) цели. Наконец на 30 декабря назначена боевая работа по ракете Р-5, и режим прогона плавно переходит в предпусковые проверки системы по "пуск-плану". Не обошлось без перестраховочных запасов, и пуск был перенесен на 31 декабря.
Готвность одна минута. Идут певучие сигналы: "Протяжка-1" и "Старт-1", их прохождение высвечивается на табло ЦИСа - центрального индикатора системы. Это значит, что на измерительных пунктах запущены лентопротяжные механизмы записывающих устройств и уже произведен старт ракеты Р-5. На табло ЦИСа высвечиваются "Захват СДО", "Захват 1 РТН", на экране появляется и начинает ползать отметка точки падения Р-5, прогнозируемой по данным СДО -системы дальнего обнаружения и затем уточняемой по данным РТН - радиолокаторов точного наведения. По мере уточнения точка падения стабилизируется... Старт противоракеты. По отметкам на экране и по светящимся табло на ЦИСе видно, что ракета устойчиво наводится на цель по данным РТН. Очень красиво идет боевой цикл! И вдруг... при переходе в режим точно ступени пропадает сигнал сопровождения цели радиолокатором точного наведения на объекте "Сокол". Запрашиваю г громкоговорящей связи: _
— "Сокол", от вас нет 16-9! 
— Я "Сокол". 16-9 нет и не будет. 
Из-за отсутствия точных координат цели наведение на нее прошло с большими ошибками, цель прошла без поражена Шестой нуль после 24 ноября. Хороший новогодний подарочек для злопыхателей. За десять лет своей работы в "ящике" я вывел эмпирическое правило: у каждого Моцарта должен быть свой Сальери. Но на мою долю (хотя мне далеко до сравнения с Моцартом) этих "заклятых друзей" выпало многовато, и все они действуют на редкость согласованно и высокоорганизованно, поощряемые и предводительствуемые лично самим министром. 
В самолете Ил-18, следовавшем спецрейсом в Москву, противоракетную инженерию застал полигонный Новый год 21.00 по московскому времени. В хвостовом отсеке у кого-то нашлась бутылка шампанского, и этот факт символически отмечен тостом Генерального конструктора. Я высказался в том смысле, что сегодня нас подвела нелепая случайность, мы с ней разберемся, и будет для нас грядущий год завершающим на системе "А", и навалимся мы на создание боевой системы. Под шумный новогодний галдеж, смешавшийся с гулом авиационных двигателей, никто не обратил внимания на мимолетный мой разговор с ответственным представителем Генерального конструктора на объекте "Сокол".
- Григорий Васильевич,- обратился ко мне Леонид Koндратьев,- а ведь мы могли ее сбить сегодня. Цель была захвачена автоматом, но мне очень уж захотелось подстраховав захват вручную, кнопкой. И почему-то нажал кнопку "сброс". Какое-то наваждение получилось. Всего-то и надо было: смотреть на экран и не вмешиваться.
- Не расстраивайся, Леня, зато ты теперь на всю жизнь усвоишь, зачем в автоматику обязательно надо вводить "защиту от дурака". А твой секрет пусть останется между нами, иначе ребята выпихнут нас без парашютов из этого великолепного лайнера.
Признание Лени не рассердило, а обрадовало меня тем, что аппаратура, оказывается, в происшедшей неудаче ни при чем.
За новогодним столом я пробыл недолго. На меня словно сразу навалились все полигонные недосыпы, бдения на ЦИСе.....



В новом году в первом же пуске 13 января произошло пропадание сигнала ответчика на 38-й секунде полета противоракеты. Зато и в этом пуске и в четырех последующих - 14 января, 13 и 22 февраля и 2 марта - весь наземный комплекс сработал безотказно-явно плодотворной оказалась идея предновогоднего прогона. И это позволило наконец-то заняться paдиолокационной селекцией головной части от обломков корпуса баллистической ракеты: 14 января - вручную, 18 и 22 февраля - автоматически с использованием схемы сторожевых стробов. Во всех трех случаях попытки селекции оказались неудачными, но были получены данные для доработки схемы сторожевых стробов. Эти данные незамедлительно передавались. но ВЧ-связи в СКБ-30, где круглыми сутками колдовали над расчетами, схемами и аппаратурой начальник лаборатории Юрий Шафров со своими помощниками Аникеевым, Корнеевым, Ноняевым, Парамоновым и многими другими, которых министр окрестил "детским садом". Любые задания или задачи с полигона, передаваемые по телефону, воспринимались во всех подразделениях СКБ-30 как приказ, который должен быть выполнен "впереди паровоза и даже впереди паровозного дыма".
Поскольку все средства системы сработали безотказно, не было оснований откладывать очередную работу системы "А" по ракете Р-12 с уводом корпуса. Такая работа была назначена на марта. Во время предпусковых проверок по "Икс-плану" не обошлось без перестраховочных задержек, и система вышла на готовность с общей задержкой в несколько часов от назначенного времени, но внезапно режимными службами был объявлен запрет на все виды излучений. Оказалось, что неподалеку прходил поезд, в котором находился иностранец, следовавший в Алма-Ату. Предполагалось, что он может вести радиоразведку.
II связи с этим системе "А" и СП ракеты Р-12 был объявлен режим ожидания, личному составу с подменой разрешены отлучки на обед. Отбой запрета, снова предпусковые проверки, наконец готовность одна минута, после нее - привычная картина: "Протяжка-1" и "Старт-1", значит, на нас запущена Р-12. "Захват СДО", "Захват РТН" на табло ЦИСа. Точка падения на экране. От репродуктора ЭВМ идут мягкие звуки, похожие на успокаивающий шепот. И вдруг... отметки цели беспорядочно замельтешили по экрану и затем совсем исчезли. Погасли все табло. Исчез и характерный звук из репродуктора, подключенного к ЭВМ. Жуткую тишину нарушает голос по громкоговорящей связи. Это мой голос, но мне самому он казался абсолютно чужим:
- "Днепр", в чем дело?
- Остановилась программа,- отвечает "Днепр" голосом дежурного программиста Андрея Степанова.
- Пустить снова программу!
В ответ послышалось сначала знакомое чуфыканье репродуктора ЭВМ, а затем по громкоговорящей связи - голос программиста:
- Программа пущена!
На индикаторном пульте все началось сначала, но теперь уже в какой-то спешке выскакивают одна задругой светящиеся надписи табло, на экране - отметка цели и отметка точки ее падения... А вот уже из репродуктора ЭВМ следуют один за другим тринадцать напоминающих рычание звуков. После пуска ракеты внимание всех находящихся у центрального пульта-индикатора приковано к правому индикатору, на котором высвечивается сигнал рассогласования между истинным положением противоракеты и требуемым для ее точного наведения на цель. Визуально по экрану рассогласование не улавливается, воспринимается как нулевое. Наконец ЭВМ выдает сигнал "Подрыв" для боевой части противоракеты и затем - сигнал "Исходное положение" для всех средств системы. Итак, на весь боевой цикл от повторного запуска программы до поражения цели было затрачено 145 секунд! Можно сказать, инфарктные секунды. Получилось, что мы нечаянно проверили систему в жестком цейтноте.
- Итак, Або Сергеевич,- обратился я к полковнику Шаракшанэ,- главное сейчас - быстро доставить и проявить пленки кинофоторегистрации цели и противоракеты в районе их встречи. Только по пленкам сможем узнать, что там произошло, на высоте 25 километров, да еще и на удалении более 150 километров отсюда. Визуально на центральном индикаторе все вроде выглядит неплохо, но, пока не разберемся с пленками, давайте договоримся: никаких комментариев ни промышленникам, ни военным.
На следующий день, в воскресенье, я случайно встретился с Шаракшанэ на пункте голосования по выборам депутатов в местные Советы. Шаракшанэ сказал мне, что пленки проявлены, в них ничего особенного - разве что после подрыва боевой части противоракета развалилась на несколько кусков.
Это сообщение меня не очень встревожило: в конце концов, ведь мы еще не знаем, как ведет себя при поражении осколочно-фугасными элементами головка баллистической ракеты, снаряженная вместо боевой части стальной плитой весом в полтонны. В ней нечему взрываться, и она, может быть, продолжала лететь как продырявленная железяка. Значит, надо ускорить поиски ее в квадрате падения. В точности наведения я не сомневался, но не было полной уверенности, что скорость разлета поражающих элементов соответствует теоретической, которую я закладывал при определении упреждения подрыва.
А что, если действительная скорость совсем иная и тогда подрыв произведен либо слишком рано, либо слишком поздно? В любом из этих случаев цель не будет поражена.
Вернувшись к себе в домик, я вызвал прикрепленную мне от полигона "Победу" и предложил двум своим сотрудникам съездить на рыбалку на озеро Карагач. Помнится, однажды там довелось надергать из-под молодого льда полный багажник окуней. Но на этот раз не было никакого клева: говорят, что даже рыба в этом маленьком водоеме задыхается от недостатка кислорода. На обратном пути в Сары-Шагане заглянул ни рынок. Там стояли две женщины с товаром: у одной - 250 яиц, у другой - кусок сала. По возвращении в домик поджарили яичницу с салом, закусили и разошлись отдыхать. Но вскоре меня разбудил звонок аппарата ВЧ-связи. Дежурный по предприятию из Москвы сообщил, что ночным рейсом с понедельника на вторник на полигон выезжает новый главный инженер предприятия А.В. Пивоваров.
Итак, все ясно, как божий день,- любимое выражение министра. До Москвы информация о кинофотопленках дошла как слух об очередном ляпе на системе "А", уже двенадцатом подряд, случившемся 4 марта. Удобный повод, чтобы направить на полигон "боярина из Москвы", который, якобы ознакомившись с делами на месте, предложит начальству приостановить работы и назначить комиссию, которая должна разобраться: стоит ли продолжать впустую пулять ракетами и противоракетами или лучше закрыть эти работы, а систему "А" демонтировать и списать? При нынешней организационной структуре такую комиссию может создать даже не министр, а, например, ответственный руководитель-Генеральный конструктop КБ-1, которому теперь подчинены и Генеральный конструктор системы "А" и СКБ-30. А министр, получив решение комиссии, выйдет в ЦК и напомнит кому надо, что это Кисунько вместе с маршалом Жуковым в 1956 году протащили через ЦК и Совмин постановление о создании системы "А". Это с подачи Устинова и Жукова пущены коту под хвост государственныe средства на создание громадных дорогостоящих бандур и системы "А" и специального огромного полигона в пустыне для их размещения и испытаний. И это при том, что были отвергнуты предложения о создании компактных противоракетных комплексов "Сатурн" автофургонного типа и даже универсальных противоракетно-противосамолетных комплексов.
Нам этот сценарий с "боярином из Москвы" представлялся тем более вероятным, что на роль "боярина" был избран хорошо известный мне Пивоваров, тот самый, который согласно сценарию выступил на памятном заседании парткома с предложением о реорганизации руководящей верхушки КБ-1 и вознамерился обвинить меня в антипартийной фракционной деятельности, выразившейся в несогласии с его предложением.
В понедельник утром ко мне в домик позвонил Шаракшанэ.
- Григорий Васильевич, я очень виноват перед вами. Вчера я доложил вам о пленках со слов солдата, проявлявшего пленки. Сейчас я посмотрел их сам и могу вас обрадовать: после подрыва боевой части начала разваливаться на куски баллистическая головка. Сейчас принимаем меры к поискам ее остатков. Все наши офицеры вас поздравляют.
- Приезжайте ко мне с пленками и поручите группе анализа подготовить проект шифровки на имя Никиты Сергеевича, в ЦК КПСС.
Пока Шаракшанэ ехал к "домику Кисунько", у меня на столе уже стояли графины со спиртом и с водой, стаканы, а на сковородке шкворчала яичница с салом. Весть об успехе быстро разнеслась по полигону, и к домику потянулись с поздравлениями военные и промышленники. Спирт по вкусу запивали или разбавляли водой и закусывали прямо сырыми яйцами и ломтиками сала. Так пошла в дело вся провизия, закупленная мною вчера на сары-шаганском рынке.
Вечером мы вместе с начальником полигона и представителями промышленности рассматривали проект шифровки.
- Итак, Степан Дмитриевич, все изложено правильно. Будем подписывать?
- Оно-то правильно, но я человек военный и могу подписывать документы не выше, чем в адрес моего непосредственного начальника. Да и вам я бы не советовал посылать эту шифровку прямо в ЦК, в обход своего министра. Начальство такое никому не прощает.
- Своему министру я позвоню по ВЧ-связи. А вам почему бы не позвонить своему начальнику и попросить разрешения подписать эту шифровку?
В конце концов вопрос о подписании шифровки уладился, и она срочно была отправлена в ЦК КПСС, министру обороны и председателю военно-промышленной комиссии Д. Ф. Устинову. Но еще раньше этого я позвонил Устинову. А министру не звонил. Пусть подольше потешится иллюзией, будто 4 марта в системе "А" опять получился пшиковый пуск.
Подписывая шифровку, я испытывал смешанное чувство радости от выстраданного успеха и одновременно чувство тревоги от сознания того, что именно теперь, после 4 марта, станут еще более агрессивными, изощренными и опасными для возложенных на меня работ козни моих могущественных недоброжелателей. Но зато система "А" теперь и сама за себя сможет постоять, и за своих создателей.
...Поразительно, что после 4 марта система "А" действительно словно бы решила посрамить своих хулителей. Ее объекты как бы натренировались, приработались друг к другу, сократилось число отказов, предпусковых задержек. 26 марта была уничтожена боеголовка ракеты Р-5, ее штатная боевая часть, содержащая 500 кг тротила, взорвалась на траектории под воздействием поражающих элементов противоракеты. Представитель поисковой группы ракетных войск сказал офицерам полигона: "Сверлите дырки в кителях!"
Всего в системе "А" было проведено 11 пусков с уничтожением баллистических боеголовок, а также пуски противоракет в специальных исследовательских комплектациях: С2ТА - с координатором для тепловой головки самонаведения, Р2ТА - с радиовзрывателем, Г2ТА - с оптическим радиовзрывателем. При этом исследовательские пуски были задуманы как элементы научного задела для следующего поколения средств ПРО, которые должны были бы включаться в состав системы "А" как постоянно развивающейся полигонной научно-экспериментальной базы по тематике ПРО.
Но осуществиться этим замыслам не было суждено из-за процессов по тематике ПРО, вызванных неожиданными для многих результатами испытаний системы "А". Если раньше бытовало мнение, что ПРО - это такая же глупость, как стрельба снарядом по снаряду, то теперь у тех же скептиков появилось желание "застолбить" эту ставшую престижной тематику за собой. Но для этого надо было убрать из ПРО первопроходцев, на которых повели дружную атаку все новоявленные энтузиасты ПРО. Как грибы после дождя стали появляться дилетантские прожекты, поощряемые и поднимаемые на щит самим министром, соблазнительные для военного заказчика. Однако для дезавуирования системы "А" были запущены не только прожекты, но и нечто материальное.

           на следующую

На главную