Глава одиннадцатая. Выходила на берег "катюша"
    26 июня 1941 года я был вызван в Центральный Комитет партии к заведующему отделом Л.М. Гайдукову.
Это был довольно молодой, стройный, светловолосый человек, который, испытующе строго посмотрев на меня, сказал:
    - Товарищ Бажанов, Центральный Комитет поручает Вам очень ответственное дело, но прежде всего вы должны понять, какое большое доверие вам оказано. Дело, которое Вам поручается, является сугубо секретным...
И далее Лев Михайлович рассказал, что у нас в стране создано новое оружие, которое, обладая исключительной мощностью, способно наносить уничтожающие удары по скоплениям немецких войск. Он поведал мне принцип устройства реактивных снарядов, одновременно сообщив, что ракеты поставлены на производство на заводе "Электросталь", а боевые установки на заводе "Компрессор". Лев Михайлович предложил мне отправиться в Главное артиллерийское управление к военному инженеру 1 ранга В.В Аборенкову, у которого я получу конкретные указания по формированию первой батареи "PC".
    Аборенков произвел на меня очень приятное впечатление, я заметил, что передо мной очень подготовленный военный инженер, хорошо знающий реактивное оружие и думающий о его боевом применении. Инженер-химик по военному образованию, он еще со средины 30-х, работая в ГАУ, весь отдавался экспериментам по приспособлению рождавшихся в то время ракет к стрельбе зажигательными снарядами. Мог сутками напролет оставаться в управлении, на его полигонах и в лабораториях, изучая закономерности залповой ракетной стрельбы. Когда же ему предложили заняться координацией работ по созданию ракетного оружия для сухопутных войск, он со всем молодым пылом взялся за это дело.
    Сообщив мне тактико-технические данные "PC" и историю их создания, Василий Васильевич Аборенков поделился со мной соображениями по их боевому использованию, и я понял, насколько это оружие эффективно при отражении атак немецкой пехоты и танков. Единственное, что меня смущало, так это большое рассеивание реактивных снарядов, но при залповом применении, этот, казалось бы, недостаток, приобретал и положительные качества. Залповым огнем батареи или дивизиона значительная площадь покрывалась достаточно равномерно, и так как расстояние между разрывами было небольшим, то осколками рвущихся ракет поражалась вся территория, нанося значительный урон пехоте и танкам противника.
    Скажу откровенно, что после рассказа Василия Васильевича о боевых возможностях этого нового оружия я был рад, что формирование первой батареи "PC" возложено на меня.
    В послевоенной мемуарной литературе можно найти немало воспоминаний о создании и боевых действиях первой в Красной Армии батареи реактивной артиллерии. Но мне все же хочется рассказать, как это было.
После встречи с Аборенковым я немедленно определил место для формирования первой реактивной батареи. Официально она называлась отдельной артиллерийской батареей. Офицеры из ГАУ в этот же день сообщили мне о времени прибытия в училище личного состава, материальной части и автотранспорта. Кстати, дабы исключить появление на улицах Москвы столь секретного оружия, я предложил боевые установки под покровом ночи передислоцировать в Алабино, где наше училище имело свой лагерь. На следующий день 27 июня ко мне прибыл подполковник А.И. Кривошапов, который являясь представителем ГАУ Красной Армии, имел задание в период формирования и в первые дни ее боевого применения помогать командиру батареи. Вместе с подполковником Кривошаповым прибыл и капитан И.А. Флеров, который был назначен командиром этой батареи.
    Подполковника А.И. Кривошапова я знал по совместной учебе в артиллерийской академии им. Дзержинского. Это был очень энергичный и высокообразованный артиллерист. Капитана И.А. Флерова я увидел впервые, но знал, что до войны он был слушателем артиллерийской академии им. Дзержинского. Так что назначение его командиром экспериментальной батареи было не случайным, это был командир с боевым опытом, воевавший с белофиннами зимой 1939-1940 годов. За проявленное в этих боях воинское мастерство, мужество и отвагу был награжден орденом Красной Звезды.
    Детально разобравшись с штатной структурой батареи, которая состояла из трех огневых взводов, взвода управления, пристрелочного взвода, взвода боепитания, паркового взвода, отделения горючего и смазочных материалов и санитарной части. На ее вооружение должны были получить семь пусковых установок БМ-13, одна 122-мм гаубица (для пристрелки). Мы с полковником Кривошаповым составили план ее формирования. На это отводилось всего лишь трое суток, т.е. батарея должна была быть сформирована к 1 июля 1941 года.
Для укомплектования батареи командным составом были подобраны лучшие слушатели 1 курса артиллерийской академии и наиболее подготовленные командиры из состава 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища им. Красина. В числе их были заместитель командира батареи лейтенант К.К. Сериков, командир взвода управления лейтенант М.И. Науменко, командиры огневых взводов лейтенанты И.Ф. Костюков, НА. Малышкин и И.А. Подгорнов, командир пристрелочного взвода лейтенант П.К. Ветряк. Остальные офицеры были призваны из запаса и среди них комиссар батареи политрук И.Ф. Журавлев, помощник командира батареи по технической части, воентехник 2 ранга И.Н. Бобров, командир паркового взвода лейтенант А.В. Кузьмин, автотехник батареи воентехник 2 ранга И.Е. Скигин, электротехник батареи, воентехник 2 ранга А.К. Поляков, начальник санитарной части батареи, военфельдшер Ю.В. Автономова. Со всей серьезностью мы подбирали сержантский и рядовой состав. Из артиллерийских частей отбирались для этой батареи наиболее подготовленные и стойкие воины.
    Командирами боевых расчетов пусковых установок были назначены сержанты Овсов, Гаврилов, Есенов, Коннов, Курганов, Рушев и Наяглов.
    Для тщательной проверки личного состава, отобранного в батарею, в училище прибыл работник Центрального Комитета ВКП(б) тов. Егоров, который лично беседовал с каждым красноармейцем, сержантом и командиром. Все это свидетельствовало о большом внимании и заботе, которое уделял Центральный комитет партии формированию этой первой реактивной батареи.
    Нужно сказать, что при формировании батареи особое значение придавалось созданию партийной и комсомольской организаций и проведению партийно-политической работы среди личного состава.
    Выполнению всех этих мероприятий способствовало то, что почти все офицеры и значительная часть сержантов и рядовых батареи являлись коммунистами и комсомольцами. Парторгом батареи избрали сержанта ИЛ. Нестерова, водителя пусковой установки, а комсоргом - сержанта А.А. Захарова.
    Много и напряженно в те дни поработал над созданием и сплочением партийной и комсомольской организаций этой батареи комиссар училища, полковой комиссар И.М. Лапаев.
    В связи с тем, что 16-зарядные боевые установки БМ-13 и 132-м осколочно-фугасные ракеты на твердом топливе М-13, были приняты на вооружение Красной Армии только накануне войны, и производство этой техники только налаживалось, на вооружение батареи капитана Флерова вместо положенных по штату 12 боевых установок БМ-13 было дано только 7.
    Батарея получила 600 реактивных снарядов и 44 грузовых автомашины. Учитывая, что на формирование батареи отводилось всего трое суток и времени на изучение новой боевой техники не было, решили прикомандировать к батарее двух конструкторов Реактивного научно-исследовательского института - А.С. Попова, одного из активных участников разработки многозарядной самоходной пусковой установки БМ-13 и Д.А.Шитова, участника создания реактивного снаряда М-13. Перед ними была поставлена очень ответственная и трудная задача: пока батарея следует на фронт, они должны были, ознакомить ее личный состав с принципами устройства и действия ракет, с устройством пусковых установок и не только ознакомить, но и научить производству пусков ракет. Большую помощь в этих вопросах должен был оказывать и подполковник А.И. Кривошапов.
    В ночь на 2 июля 1941 года я провожал эту батарею на Западный фронт, куда она последовала своим ходом. Мне также было известно, что 4 июля батарея капитана Флерова прибыла в район Орши, где и вошла в состав 20 армии, войска которой занимали оборону по Днепру. В бой батарея вступила в самом начале Смоленского оборонительного сражения. Когда крупная группировка противника, овладев городом Оршей, создала угрозу прорыва на Смоленск. Первый свой залп батарея произвела 14 июля 1941 года в 15 час.15мин по железнодорожной станции Орша, где было сосредоточено большое количество живой силы и боевой техники противника.
    В результате мощного огневого удара 112-ю зажигательными и осколочно-фугасными реактивными снарядами, над станцией поднялось огневое зарево: горели вражеские эшелоны, рвались боеприпасы, гитлеровцы в панике разбегались. Противнику были нанесены большие потери в живой силе и боевой технике. Огромным было и психологическое воздействие ракетного оружия на врага.
    Боевая эффективность нового оружия превзошла все ожидания!
    Командующий Западным фронтом широко маневрировал батареей капитана Флерова и перебрасывал ее на самые ответственные участки фронта.
    Ракетные залпы гремели под Смоленском, Ярцевом, Ельней, Рославлем, Дорогобужем, Спасо-Демянском.
Наблюдавшие за действиями батареи общевойсковые и артиллерийские начальники дали высокую оценку новому реактивному оружию. Командование фронта доносило в Ставку Верховного Командования о том, что реактивное оружие весьма эффективно и рекомендовало широко его использовать в боевых действиях и форсировать производство PC и создание реактивных частей.
    Отправив батарею капитана Флерова на Западный фронт, я получил приказ приступить к формированию второй батареи, которую по моему предложению возглавил один из лучших командиров 1-го Московского артиллерийского училища, капитан Небоженко: формирование этой батареи также прошло быстро и она была отправлена на фронт. Батарея капитана Т.Н.Небоженко, прибывшая на Юго-Западный фронт, сразу же была введена в бой. К середине августа в полосе фронта складывалась критическая ситуация. Противник повернул с западного направления, где перешел к обороне, 2-ю полевую армию и 2-ю танковую группу на юг. Их удар обрушился на войска правого крыла Юго-Западного фронта, вынудив их к отходу за Днепр. Первый залп батарея произвела утром 15 августа в полосе 147-й стрелковой дивизии 37-армии, обороняющей Киев. Этот и последующие ее огневые налеты вызывали панику среди фашистов, наносили им ощутимый урон. Здесь под Киевом, эта батарея была развернута в дивизион.
    В этот же период в училище продолжалось формирование коммунистических батальонов.
Кроме того, мне было приказано приступить к формированию четырех противотанковых артиллерийских полков, которые должны были быть вооружены 85-мм зенитными пушками. Должен сказать, что производство этих артиллерийских систем было налажено у нас перед началом войны и по своим качествам это были в то время самые современные зенитные системы.
    Но в связи с тем, что противник к началу войны располагал значительным количеством танков, которые он использовал массированно, возникла острая необходимость в усилении нашей противотанковой обороны, поэтому несмотря на предназначение, большие габариты и вес, мы вынуждены были использовать 85 мм зенитные пушки для борьбы с танками противника. Учитывая большую начальную скорость и высокую бронепробиваемость снаряда, они оказались очень эффективными при отражении вражеских танковых атак.
    И вот в такой, казалось бы, напряженный период, связанный с формированием коммунистических батальонов и противотанковых артиллерийских полков, мне было приказано немедленно начать формирование девяти гвардейских минометных полков PC. Командирами этих полков были назначены: 1-го гвардейского минометного полка - майор В.А. Шмаков, комиссаром - батальонный комиссар В.А. Клинцов, 2-ой полк - майор И.С. Шенкер и батальонный комиссар В.П. Завьялов, 3-ий - майор В.И. Гражданкин и старший политрук И.И. Есипенко, 4-й - майор А.И. Нестеренко и батальонный комиссар И.Н. Радченко, 5-й - Герой Советского Союза майор Л.М. Воеводин и батальонный комиссар И.Н. Ломаковский, 6-й - подполковник Ф.Г. Королев и батальонный комиссар М.Д. Смирнов, 7-й - майор А.А. Московцев и батальонный комиссар М.И. Губарь, 8-й подполковник A.M. Лобанов и старший политрук В.В. Иванов, 9-й - майор И.А. Шамшин и батальонный комиссар П.А. Мельников.
Если батареи капитанов Флерова и Небоженко формировались в основном на территории училища в Москве, то формирование полков было организовано в подмосковном лагере училища в Алабино.
    Вспоминая это горячее время, должен сказать, что формированию первых гвардейских минометных полков было уделено очень большое внимание со стороны Центрального Комитета ВКП(б), а ответственные работники аппарата ЦК т.т. Егоров, Соколов и другие не прерывно находились в Алабино. Учитывая большой объем работы, я потребовал создания специального штаба, в который были подобраны лучшие офицеры училища.
    На должность начальника штаба формирования мною был назначен старший преподаватель училища подполковник Задорин, который с первых же дней проявил себя как отличный организатор.
    Особое внимание решению этой задачи было уделено также со стороны Военного Совета Московского военного округа и, в частности, члена Военного Совета К.Ф. Телегина, который очень часто бывал в формируемых полках.
    Учитывая особо важное предназначение гвардейских минометных частей и вооружение их в то время совершенно секретной техникой, для отбора личного состава в эти части была создана специальная комиссия, которую возглавили ответственные работники аппарата ЦК ВКП (б). Работа по формированию частей шла круглые сутки и на сон времени почти не оставалось.
    Предусматривалось, кроме 36 пусковых установок БМ-13 или БМ-8, большое количество артиллерийско-стрелкового вооружения и автотранспорта. Ведь, кроме трех дивизионов реактивных минометов, в каждом полку должен был быть зенитно-артиллерийский дивизион малого калибра.
    На формирование этих полков требовались тысячи автомашин, которые поступали к нам прямо с конвейеров Московского и Горьковского автозаводов.
    Район формирования тщательно охранялся и в связи с появлением над Москвой разведывательных самолетов противника, были приняты очень срочные меры маскировки и рассредоточения.
Вспоминаю, как при появлении воздушного разведчика противника на большой высоте по нему открывался огонь большого количества зенитных батарей. Это, очевидно, было не очень целесообразным, так как стрельба по высотной цели была малоэффективной, а группировка нашей зенитной артиллерии раскрывалась. Правда, такая практика очень быстро была прекращена и борьбу с воздушными разведчиками противника осуществляли наши истребители-перехватчики.
    В этот Период передаваемые по радио сводки о ситуации на фронтах были очень тревожными и особенно тяжело было, когда диктор сообщил о том, что нашими войсками оставлен Минск, а ведь это было в последних числах июня!
    Во второй половине июля все чаще стали появляться над Москвой отдельные самолеты противника, а 22 июля в 22 часа противник совершил первый массированный налет своей бомбардировочной авиацией на Москву.
    В тот летний вечер в безоблачном небе появилось значительное количество немецких бомбардировщиков. В лучах наших прожекторов по каждому из них велся интенсивный огонь из очень большого количества зенитных орудий, но несмотря на это, противнику удалось свой смертоносный груз разбросать по Москве. Характерно, что в первой бомбардировке противник, кроме фугасных, применил большое количество и зажигательных бомб. А на территории училища было много легковоспламеняющихся объектов. Это, прежде всего, большое количество деревянных конюшен и большие запасы прессованного сена и соломы, оставленные в наследство от ранее размещавшихся в казармах училища частей отдельной кавалерийской дивизии, передислоцированной в 1938 году в Белоруссию.
    Возник пожар, а, кроме того, загорелись и эшелон с боеприпасами, стоявший на железнодорожных путях недалеко от училища, и ряд строений центрального аэродрома. В этой обстановке казармы училища оказались как бы в эпицентре пожаров.
    Несмотря на продолжающуюся бомбардировку, весь личный состав училища и формируемых частей был брошен на тушение огня. Нужно сказать, что поначалу зажигательные бомбы показались очень опасными, но через каких-нибудь 30 минут мы уже освоили обращение с ними и стали быстро их обезвреживать. Больших повреждений эта бомбардировка не причинила, но все стекла в казармах повылетали.
    Во время первого налета два самолета противника на малой высоте шли вдоль наших казарм, и все мы наблюдали, как эти самолеты среди разрывов снарядов наших зенитчиков, не меняя курса и высоты, продолжали свой полет. Это производило очень неприятное впечатление на тех, кто находился на земле. Какое наглое поведение фашистских летчиков! Но только первый самолет подошел к крайней казарме, как в него попал снаряд и машина, потеряв управление, стала падать. В этот момент, несмотря на то, что осколки снарядов дождем летели на землю, никто не прятался, а все наблюдали за работой наших зенитчиков, и когда немецкий самолет задымился, то раздалось дружное "Ура!" в честь наших зенитчиков. Гитлеровский ас врезался в землю за забором училища. Мы подбежали к месту падения и среди трупов увидели подполковника, на груди которого было много орденов. Награды он, очевидно, получил за бомбардировки городов Франции, Польши и, может быть, и Англии. А здесь, над Москвой, полет этого стервятника оказался последним!
    Сто семьдесят три боевых вылета совершили при отражении первого налета на Москву наши летчики-истребители. От них потребовалось большое напряжение сил. Ведь в ту пору только каждый пятый или шестой летчик в полках мог вести боевую работу ночью. На их плечи и легла основная тяжесть.
    В ночь на 22 июля в небе Подмосковья было проведено 25 воздушных боев, в которых враг потерял 12 бомбардировщиков. Мужественно и умело действовали летчики 11,27, 34-го и других истребительных авиационных полков, еще в предвоенные годы составлявших костяк истребительной авиации московской противовоздушной обороны. С лучшей стороны показала себя и группа летчиков-испытателей под руководством опытного авиатора полковника А.Б. Юмашева. Эта группа была послана в наши войска по указанию Верховного Командования. Известный летчик-испытатель, ныне Герой Советского Союза, М.Л. Галлай метким огнем сбил в ту же ночь вражеский бомбардировщик.
    Огненный щит Москвы выдержал. Только отдельным самолетам удалось пробиться в воздушное пространство города. Большинству же из 220 бомбардировщиков противника, участвовавших в этом первом массированном налете, пришлось отказаться от своих намерений.
    Те самолеты, которым удалось проникнуть в пределы московского неба, были встречены плотным массированным огнем зенитной артиллерии и пулеметов. Десять из них были сбиты.
    Умело, и мужественно сражались воины наземных родов войск ПВО столицы. Малокалиберная зенитная артиллерийская батарея под командованием лейтенанта СВ. Осауляка уничтожила два вражеских бомбардировщика. Своевременно открывая точный огонь, зенитчики не позволили противнику нанести удар по Центральному аэродрому, который охраняла их батарея.
    Большая заслуга воинов этой батареи состояла и в том, что они сбили несколько «люстр» - так наши зенитчики окрестили вражеские осветительные бомбы (САБ). Во время первых налетов немцы использовали их очень широко. Обычно один из шедших впереди самолетов сбрасывал САБы с небольшими интервалами. Образовывалась цепочка из светящихся точек, позволявшая летчикам идущих сзади самолетов достаточно отчетливо видеть наземные цели.
    Отважно действовали в ночном бою наши отважные пулеметчики. Их огонь мешал вести прицельное бомбометание, пикировать на охраняемые объекты. Один из бомбардировщиков, особенно настойчиво пытавшийся атаковать Белорусский вокзал, был сбит мелкими очередями пулеметчиков.
    Да и последствия налетов очень быстро ликвидировались, к утру, как правило, раны, нанесенные бомбежкой, заделывались фанерой и подкрашивались, так что Москва оставалась на вид без признаков разрушений. А уж если говорить откровенно, то противнику, несмотря на все его старания, нанести ощутительный урон Москве не удалось, ведь противовоздушная оборона города была организована образцово, и, думаю, ПВО таких столиц, как Париж и Лондон, не могла идти ни в какое сравнение с нашей.
    В последующие дни налеты вражеской авиации на Москву продолжались ежедневно и начинались они с немецкой пунктуальностью в 22 часа.
    Нужно сказать, что та первая атака послужила для защитников московского неба показательным уроком, и все последующие налеты отражались успешно.
    Да и последствия налетов очень быстро ликвидировались, к утру, как правило, раны, нанесенные бомбежкой, заделывались фанерой и подкрашивались, так что Москва оставалась на вид без признаков разрушений. А уж если говорить откровенно, то противнику, несмотря на все его старания, нанести ощутительный урон Москве не удалось, ведь противовоздушная оборона города была организована образцово, и, думаю, ПВО таких столиц, как Париж и Лондон, не могла идти ни в какое сравнение с нашей.
    Точно не помню, какого числа, но это было в конце июля, меня вызвал командующий Московской зоны обороны генерал М.А. Артемьев и, зная, что 1-е МКАУ до войны отличалось организованностью и образцовым порядком, поставил задачу, подготовить училище к приему иностранных корреспондентов. Пришлось доложить, что в результате бомбардировки все окна повылетали. Мне было дано двое суток и необходимое количество оконного стекла для приведения училища в образцовый порядок. Кстати, за это время нужно было еще, и засыпать землей и заровнять большое количество воронок от бомб.
    Через двое суток мы принимали корреспондентов, которым дали возможность убедиться, в том, что, несмотря на воздушные налеты и бомбардировки Москвы, 1-е Московское Краснознаменное училище продолжает обучение курсантов и находится в образцовом состоянии. В классах, на миниатюр-полигонах и на плацу училища идут обычные занятия с курсантами.
    Особую придирчивость проявили японские корреспонденты, которые бесцеремонно ощупывали даже постельные принадлежности курсантов. Когда иностранные журналисты уехали, работник Наркоминдела П.В.Ануров рассказал мне, что это посещение было организовано по настоянию иностранных дипломатических миссий в Москве и что некоторые из корреспондентов очень бы хотели увидеть беспорядок и неорганизованность, но вы, сказал Петр Васильевич Ануров, лишили их такой возможности.
    Уже по окончании войны в Порт-Артуре Петр Васильевич Ануров был у нас в 39-й армии политическим советником, и мы часто вспоминали с ним нашу встречу в 1-м МКАУ в июле 1941 года.
    По мере формирования гвардейских минометных полков стала ощущаться нехватка командиров, в связи, с чем было принято решение о переформировании нашего училища из артиллерийского, которое готовило офицеров для корпусной артиллерии, в артиллерийско-минометное, с задачей подготовки командного состава для гвардейских минометных частей. В короткий срок были переработаны учебные планы и программы, получены боевые установки БМ-13 и БМ-8 и прежде всего были организованы занятия с командным составом по освоению новой техники. Все это дало возможность незамедлительно начать подготовку курсантов. Ко всеобщему удовлетворению, поскольку каждый уже знал, какой громадный ущерб наносят противнику гвардейские минометные части и стремился воевать только в этих частях.
    В период октябрьских боев, когда нависла непосредственная угроза над Москвой, я получил приказ о формировании из личного состава училища курсантского гвардейского минометного полка М-13, который был включен в состав войск Московской зоны обороны и отдельного корпусного артиллерийского дивизиона, вооруженного 122-мм пушками. Под командованием подполковника И.П. Белова он был направлен под Волоколамск в состав 16-й армии.
    По отзывам командующего артиллерией 16-й армии генерала В.И. Казакова, курсанты 1-го МКАУ воевали умело, показывая пример и мужество при выполнении боевых задач.
Становление реактивной артиллерии как нового вида оружия завершилось в сентябре 1941 г. созданием органов управления гвардейскими минометными частями. 8 сентября Государственный Комитет Обороны принял постановление, предусматривавшее учреждение должности заместителя Народного Комиссара обороны - командующего гвардейскими минометными частями и создание Военного совета, штаба и Главного управления вооружения ГМЧ. При этом определялось, что командующий и Военный совет подчиняются Ставке Верховного Главнокомандования.
    Заместителем Народного комиссара обороны - командующий гвардейскими минометными частями был назначен военный инженер 1 ранга В.В. Аборенков, членами Военного совета - Н.П. Фирюбин (секретарь МК ВКП(б)), Л.М. Гайдуков (заведующий отделом Центрального Комитета партии) и бригадный комиссар ПА. Дегтярев, служивший перед тем военкомом Артиллерийского комитета при начальнике артиллерии Красной Армии. Военный совет ГМЧ с первого дня был захвачен всем кругом важных и неотложных дел, входивших в ведения командующего, и прежде всего организацией массового производства реактивного вооружения и формированием частей PC. В своей работе он постоянно испытывал большую помощь и внимание Центрального Комитета ВКП (б), немаловажное значение имело, то что в состав Военного совета вошел Л.М.Гайдуков, который заведовал отделом ЦК, курировавшим гвардейские минометные части.
    Быстро был укомплектован аппарат командующего ГМЧ. Его составили опытные специалисты и организаторы, участвовавшие в боях. В большинстве своем это были артиллеристы.
Штаб ГМЧ возглавил полковник А.А. Быков, пришедший с должности начальника штаба артиллерии Западного фронта. До войны он окончил Артиллерийскую академию и Ака демию Генерального штаба. Его заместителем стал полковник П.Г. Любимцев, всесторонне образованный командир-артиллерист, участник первой мировой и гражданской войн. В аппарат штаба были назначены полковник Г.С. Катков, майоры ПА. Елизаров, А.Н. Назаров, Н.П. Суходынцев, Н.С. Ширяев, А.Ф. Переверза и другие командиры. Организация формирования частей была возложена на полковника И.К. Байкова, ставшего начальником отдела кадров и формирований.
Главное управление реактивного вооружения (ГУРВО) возглавил военный инженер 1 ранга Н.Н. Кузнецов. Вопросами организации производства вооружения занимались военные инженеры А.И. Семенов, А.Г. Мрыкин, А.Ф. Фролов, Ф.И. Мишнев, Р.П. Притуленко, Н.Н. Юрышев, В.П. Морозов, П.Е. Трубачев, Г.А. Копылов и другие специалисты.
    В период с 12 по 15 сентября оперативные группы ГМЧ были созданы на четырех фронтах: Северо-Западном (начальник группы полковник П.Н. Кулешов), Юго-Западном (начальник генерал-майор артиллерии А.Д. Зубанов, Южном (начальник майор Л.М. Воеводин), Брянском (начальник полковник Ф.Н. Скугаревский). Несколько позже оперативные группы появились на Западном фронте (начальник генерал-майор М.Ф.Дегтярев), на Калининградском (начальник генерал-майор артиллерии В.Д. Сибирцев) и Волховском (начальник - прибывший с Северо-Западного фронта теперь уже генерал-майор П.Н. Кулешов).
    Трудно точно сказать, когда и где именно реактивное оружие было наречено «катюшей». Но в сентябре 1941 г. это ласковое название уже прочно входило в обиход. Вполне возможно, что оно пришло из знаменитой песни М. Матусовского и М. Блантера о Катюше , широко известной с довоенных лет. Фронтовики нарекли так грозное реактивное оружие, скорее всего потому, что с этим именем они связывали понятия любви к Отчизне и верности воинскому долгу...
    К концу октября 1941 года в результате ожесточенных боев мы понесли значительные потери в командном составе, и в связи с этим я предложил командующему гвардейскими минометными частями генералу Аборенкову отозвать с Западного фронта всех курсантов училища, которые использовались в частях в качестве рядовых и сержантов, и после непродолжительной подготовки выпустить их офицерами.
    Генерал Аборенков поддержал мое предложение, но перед тем, как докладывать об этом в Генеральный Штаб, предложил мне отправиться в штаб Западного фронта и изучить этот вопрос на месте. Прибыв в штаб фронта (а размещался он в Перхушково), я встретился с командующим артиллерией фронта, генералом Иваном Павловичем Камера. Тот, выслушав меня, стал рассказывать об очень тяжелом положении на фронте, но все, же вызвал офицера, ведающего укомплектованием артиллерийских частей, спросил у него, можно ли произвести замену. Офицер, посмотрев свои записи, доложил, что в принципе это сделать можно, но обстановка на фронте слишком критическая и такая замена может ослабить артиллерийские части фронта.
    Отпустив офицера, Иван Павлович сказал мне, что он при всей сложности обстановки, все же разделяет мое мнение, но сам решить этот вопрос не сможет и рекомендовал мне обратиться к начальнику штаба фронта генералу В.Д. Соколовскому.
    Василий Данилович, будучи начальником штаба Московского Военного Округа, хорошо знал меня по довоенному времени, и принял любезно. Очень внимательно выслушав, подвел меня к оперативной карте Западного фронта, на которой во всех деталях была нанесена оперативная обстановка, и, дав мне сначала возможность рассмотреть карту, сказал:
    -Бажанов, чем же мы будем защищать Москву? Ведь большое количество дивизий, показанных на карте, еще не говорит о нашем превосходстве. Все они в результате ожесточенных боев понесли значительные потери, а ты хочешь еще больше ослабить наши войска?
    Я ответил Василию Даниловичу, что этот вопрос я уже докладывал командующему артиллерией фронта и что он считает в принципе такую замену осуществить можно...
    -Ну, я в таком случае возражать не буду, - сказал Василий Данилович, - но при условии, что после выпуска все сегодняшние курсанты, как станут командирами, вернутся только в войска Западного фронта.
    Это было сказано в шутку, но я заверил генерала Соколовского, что лучшие выпускники обязательно прибудут на Западный фронт.
    Генерал Аборенков доложил об этом в Генеральный Штаб, который своим распоряжением приказал всех курсантов 1-го МКАУ откомандировать в училище для продолжения учебы.
    Естественно, вернулись не все, так как многие, проявив себя в боях, были выдвинуты на командные должности, а некоторые честно сложили головы в ожесточенных боях за Родину или, раненые, оказались в госпиталях на лечении.

на главную      Далее по книге    В начало книги   Фотографии из книги       еще история