Глава третья. Революция. Красная армия.
        К началу учебного года отца из Кривкина перевели на работу в Великие Луки. Вместе с ним перебралась в Великие Луки и вся наша семья. На этот раз, немало похлопотав, отец и мать определили меня учеником в Великолукское реальное училище. Именно в Великих Луках мы встретили Октябрьскую революцию. Мне хорошо запомнились эти дни. Когда пришла весть из Питера о победе революции и взятии Зимнего, все жители Великих Лук, особенно рабочие и простой люд, высыпали на улицы. Улицы были многолюдными, повсюду царила праздничная атмосфера, благодаря красным флагам и транспарантам. Базарная площадь бурлила. На ней непрерывно шли митинги. Стоя на ящиках, бочках и телегах, сменяя друг друга, выступали, обращаясь к огромной шумной толпе, ораторы. Людской поток напоминал гигантский водоворот, который все глубже и глубже затягивал нас внутрь. Постоянно находясь на площади, я внимательно слушал ораторов, хотя и не все понимал, о чем они говорили и к чему призывали. Было ясно одно, время и порядки круто изменились. Народ, веками накопивший ненависть к самодержавию, страстно изливает разбуженную ветром революции душу. Революция неудержимо шагала по стране, будоража и захватывая в свою орбиту новые и новые умы.
        А жизнь нашей семьи шла своим чередом. Заработка отца едва хватало, чтобы свести концы с концами. Чтобы немного помочь семье, я бегал после занятий в Троицкую церковь на хоры, куда меня устроили певчим. За это платили немного денег от церковного сбора. Большую помощь оказывала матери и Катя. На неё легли многие домашние заботы. Катя была у нас молодцом. Не только смышленой и способной девушкой, но и очень серьезной. Я считал её очень красивой, я знал, что на её красоту уже заглядываются парни. Для Гали и меня её авторитет в доме был таким же непререкаемым, как и авторитет родителей. С малых лет Катя любила читать и читала книги запоем. Где она их доставала, сам Бог ведал! Иногда проснешься среди ночи, а она сидит при свете керосиновой лампы, склонившись над книгой, и ничего вокруг не замечает. А утром едва забрезжит рассвет, уже на ногах, помогает матери. Кроме книг, она увлекалась театром. В художественной самодеятельности в Великих Луках у Кати проявился настоящий сценический талант и дар перевоплощения. В свои 16 лет она уже играла в любительских спектаклях главные роли. На спектаклях с участием сестры, честно говоря, я иногда даже плакал. Больше всего сестра мне правилась в роли Катерины в драме Островского "Гроза". Там она была просто неподражаема. Катя и меня старалась приобщить к театральному искусству.
        Как-то в Великие Луки прибыла оперная группа из Петрограда во главе с артистом Зубовым. Для участия в подготовке и постановке оперных спектаклей "Евгений Онегин", "Аида", "Кармен" и других, приезжим артистам понадобился хор. Лучшим в нашем городе был хор Троицкой церкви. К тому же он собирался регулярно. Зубов обратился с просьбой о помощи к певчим. Хор пригласили петь в оперных постановках. Едва Катя узнала о предложении артистов, она настоятельным образом потребовала от меня непременного участия в этом хоре на сцене.
        Даже расцеловала за то, что я принес такое радостное известие, Да я и сам не думал отказываться от участия в постановках, и не только из-за дополнительного заработка, хотя артисты пообещали платить хорошо, ну, разумеется, в зависимости от сборов в театре. Классическая музыка и театральное искусство все более привлекали меня, благодаря сцене, становились ближе и понятней, и я невольно проникался к ним уважением и любовью. Единственное, что меня смутило в этом предложении, и из-за чего я с некоторой неохотой согласился, это то, что нужно было поступиться мальчишеской гордостью. Так, в опере "Евгений Онегин" я, например, должен был петь в девичьем хоре, а соответственно, и переодеваться в женское платье!
        - Слушай, Юрка, так это же ведь, гениально, -со смехом уверяла меня Катя. - Роль, как в настоящем большом театре. Кроме того, чего тебе стесняться? Даже, не будучи великим оперным артистом, сам Керенский удирал из Зимнего дворца, переодевшись в женское платье!
        Ни учеба, ни увлечение театральным искусством, не заслоняли собой самого главного - окружавшей меня жизни. От возвращавшихся с фронта солдат. На митингах, куда я ходил послушать ораторов, или от отца я узнавал о том, что делается в России и за рубежом. Как встречают революцию простые люди в других городах. Как удирают из России бывшие помещики и фабриканты. Как обозленные и напуганные революцией империалисты сплачиваются для борьбы с нашей республикой. Царские генералы один за другим лезли на Петроград и Москву в надежде задушить революцию. Пролетариат и верные революции солдаты, матросы, крестьяне давали им сокрушительный отпор. Теперь уже для каждого из великолужцев слово "гражданская война" было не отвлеченным понятием, а суровой действительностью. Означало причастность к той или иной воюющей стороне: к революционному пролетариату во главе с Лениным или силам контрреволюции во главе с белогвардейскими генералами. В городе за Советы было большинство. Пролетариат Великих Лук оказывал поддержку революционному Петрограду и Москве.
        Революционная ситуация отразилась и на детях. Теперь дворовые мальчишки играли только в военные игры и революцию. И непременно делились на два непримиримых, даже вне этих игр, лагеря: "красных" и "белых". Стороны нещадно лупили друг друга. Подобное происходило и в нашем реальном училище. В классах тоже были "красные" и "белые". Из-за недостатка времени и постоянной занятости то в хоре, то в театре, то дома, я старался не принимать участия в этих играх. А если и случалось, то непременно на стороне "красных". Наши семьи были бедными, и защищать генералов мы не хотели. Кое-кто из ребят постарше уже умудрился где-то неведомыми путями раздобыть личное оружие, и игры в "красных" и "белых" порой принимали довольно серьезный оборот.
        Тяжелым ударом для нашей семьи была болезнь и скоропостижная смерть отца. Он умер, заболев "испанкой" - разновидностью современного гриппа. Снова семья осталась без средств существования. Так как я в доме был единственным мужчиной, пришлось срочно искать работу. В то время в помещении бывшей женской гимназии размещался "Компродлата" - комитет продовольственного снабжения Латвии. Поиски работы привели меня именно сюда. Я устроился в одном из отделов "Компродлата" на должность регистратора. Помню, первым моим большим заработком были-2 кг. сахара и, спустя пару месяцев, отрез на костюм, который я отдал матери. Тогда в первых советских учреждениях часто вместо зарплаты платили не деньгами, а натурой. Работа в "Компродлате" давала мне возможность регулярно, раза два в день питаться по талонам в «компродлатовской» столовой. В этом была самая большая поддержка нашей семье. Во время обеда я старательно заворачивал в газету полученный на обед кусок хлеба, картофельную, рыбную или морковную котлету, а то и кусочек мяса, если таковой попадался в тарелке со щами. И нес эту драгоценную ношу после работы домой матери и сестрам. Сначала я стеснялся это делать, потому что народу в столовой всегда было много, но потом привык. Так ведь делал не один я, а многие из тех, для кого столовая была тогда единственной возможностью прокормиться и чем-то помочь близким.
        В начале 1919 года, в Великих Луках была создана городская комсомольская организация во главе с бывшим учеником железнодорожного технического училища Андреевым и молодым рабочим железнодорожных мастерских по фамилии Кузнец.
        В то время еще непривычно звучало загадочное слово "комсомол". Сам я его впервые услышал в среде "компродлатовцев".
        Первые комсомольцы вели огромную работу среди несоюзной молодежи и населения, боролись с бандитизмом и спекуляцией, с оружием в руках сражались за Советскую власть на фронтах гражданской войны, активно участвовали во всех акциях партийных и советских органов. Комсомольцы стали первыми застрельщиками революционных преобразований и начинаний в городе и деревне.
        Сразу же скажу, что мне пришлись по душе их задор и боевитость, не по годам взрослая самостоятельность и готовность, с которой комсомольцы брались за любое дело. Привлекал их широкий пролетарский кругозор, уверенность в своих силах, бескомпромиссность в борьбе и смелые, открытые революции сердца.
        Райком комсомола располагался недалеко от дома, где мы жили. И я часто стал заходить туда, и даже присутствовать на открытых собраниях и диспутах. Как правило, собрания проходили бурно, затрагивая многие наболевшие вопросы. Большинство выступающих говорили взволнованно, остро, иногда даже резко, не признавая авторитетов. Это была новая обстановка, необычная для меня атмосфера причастности ко всему происходящему вокруг. Я всем сердцем почувствовал, что мои старшие товарищи живут призывами революции, большой, нужной, полнокровной жизнью. И разумеется, не мог оставаться в стороне от этой жизни. 1919 год в моей биографии стал годом вступления в Коммунистический Союз Молодежи.
        Весна 1919 года была крайне тяжелой и голодной. У магазинов стояли огромные очереди за скудным пайком. В разных районах страны свирепствовали эпидемии. Дров и угля не было, многие дома совсем не отапливались.
На стене райкома висел большой красочный плакат с надписью - "Даешь Восточный фронт!".
Вооруженная с помощью интервентов армия белогвардейского адмирала Колчака захватила огромные просторы Сибири и Урала и двигалась к Волге. С Севера над Питером навис со своей армией царский генерал Юденич.
В ответ на призыв Ленинской партии большевиков Центральный Комитет комсомола объявил в своих рядах первую Всероссийскую комсомольскую мобилизацию При райкоме в Великих Луках активно действовал всеобуч. Выполняя апрельский декрет ВЦИК 1918 года об обязательном всеобщем военном обучении трудящихся, комсомольцы приняли решение об обязательных для каждого члена РКСМ занятиях.
        К этому времени у нас появилась значительное количество стрелкового оружия и воинское снаряжение.
Все райкомовцы горячо взялись за изучение основ военного дела.
        Плакатов и специальной учебной литературы тогда не было. Занятия проводили рабочие-железнодорожники, вернувшиеся с войны фронтовики. Объясняли, как могли. Когда дело касалось практической стороны, они показывали что и как нужно делать с последующей отработкой тех или иных приемов. Если сами учителя чего-то не знали, а это было не так уж редко, не стесняясь, разбирались все вместе. Сообща добирались до истины. Чего греха таить, мы были еще мальчишками, и многих из нас тянуло на шалости и романтические подвиги. А дело, за которое мы брались, требовало сознательности и жесткой дисциплины. Поэтому наши наставники старались, как могли, увлечь нас делом, расширить наш политический кругозор, учили хладнокровию, дисциплине и выдержке.
Правда, успехи во всеобуче давались нелегко. Скудный паек, усталость после работы, красные от голода и недосыпания глаза. Но никто не роптал на трудности. Все комсомольцы, ребята и девчата, были народ молодой, бойкий и смышленый. Родом, в основном, из бедняцких семей. Люто ненавидели буржуев и готовы были по первому призыву идти за революцию в огонь и воду.
        Уже после нескольких занятий каждого из нас зачислили в отряд ЧОН. Части особого назначения, как их тогда именовали, создавались также по апрельскому призыву ЦК РКП (б) о мобилизации всех сил партии на защиту завоеваний революции.
        В первые дни зачисления в отряд не все из нас ясно представляли себе, что такое ЧОН и какие задачи перед нами стоят. Но как бы то ни было, мы очень хорошо понимали, что нам, чоновцам, партия доверяет ответственное дело. И создание отрядов ЧОН диктуется чрезвычайной сложностью революционного момента и фронтовой обстановки.
        Город жил неспокойной жизнью. По ночам открыто действовали погромщики. Участились убийства, грабежи и поджоги складов и учреждений.
        Изучив оружие и простейшие приемы обращения с ним, мы стали после работы ходить по заданию райкома патрулировать улицы.
        До сих пор помню свое первое ночное дежурство. Сарался не подавать виду, но волновался очень сильно! Еще бы, первое мое ответственное боевое задание! Справлюсь ли с ним, как его выполню? Непременно достойно, пусть даже ценой жизни! Иначе, как смотреть в глаза товарищам? А с первого дня вступления в комсомол мне, как и каждому из моих друзей, молодых комсомольцев, хотелось совершить что-то нужное и героическое для комсомола. Чтобы поручившиеся за меня райкомовцы сказали:
        - Вот это парень! Не ошиблись, приняв в комсомол. С такими пролетарская революция непременно победит!
И вот, кажется, мне предоставляется случай показать себя в деле...
        Сейчас, по прошествии многих лет, я с улыбкой вспоминаю тот боевой романтический настрой, столь возвышенную роль, которую отводил сам себе, готовясь к первому дежурству. А тогда я всерьез был уверен, что действительно совершу героический подвиг.
        После тщательного инструктажа с австрийской винтовкой и обоймой боевых патронов вышел на маршрут в указанный мне район.
        Идти пришлось в одиночку. Погода, как назло, испортилась. С вечера пошел дождь и лил, не переставая. Крупные капли, погоняемые ветром, барабанили по крышам, ставням и мостовой. Держа винтовку наготове обходил свой район. За гулом падающих капель чутко прислушивался к посторонним звукам. Мешало сердце. Оно билось в груди так часто и так громко, что, как мне тогда казалось, заглушало и глухой рокот дождя, и мои шаги и даже далекий лай дворовых собак. Холодные струи лились за воротник. Одежда моя очень скоро промокла насквозь и прилипла к телу. Винтовка в закоченевших руках с каждым часом становилась все тяжелее и тяжелее. Но я не обращал на это внимания. Ступая прямо по лужам, часто останавливался. Внимательно всматривался в окружающую меня темноту. Признаться откровенно, несмотря на заряженное оружие, одному было страшновато ходить по пустынным темным улицам и глухим переулкам.
        Напряжение ночи сказалось сразу. Вернувшись с патрулирования, моментально уснул, едва добравшись до постели. К великому моему огорчению, никакого подвига в это первое в своей жизни боевое дежурство совершить не удалось. Но зато я проверил себя и убедился, что могу победить страх. А это уже было немало!
        Все свободные от работы и дежурства часы уходили на занятия во всеобуче. Домой забегал, чтобы чуть-чуть выспаться. Мама не ворчала. Только иногда, наскоро перекусив и мгновенно припадая к подушке, слышал у своей головы ее ласковый и в то же время полный материнской тревоги голос:
        - Ты бы поберег себя маленько, сынок! Вишь, как стреляют, окаянные. Ненароком заденут где-нибудь!
        Матери. Сколько, сами не ведая того, мы причиняем в детстве своим матерям волнений беспокойств и тревог. А их святое материнское чувство не тускнеет. Оно согревает каждый наш шаг, оберегает от невзгод, помогает и поддерживает в трудную минуту.
        Всегда ли мы в ответ на материнскую ласку и заботу платим тем же? Всегда ли мы отвечаем матерям своим, сыновней любовью и взаимностью, уважением и щедростью сердец? Как жалко, что сознание не до конца исполненного долга по отношению к родной матери приходит ко многим из нас слишком поздно!
От тепла и ласки материнских рук, я засыпал спокойным и непробудным сном, чтобы утром снова, забыв на время о доме, спешить по своим делам.
        Понятия "мировая социалистическая революция", "международная солидарность", "Коминтерн" входили в нашу жизнь и сознание. Мы с величайшим интересом следили за политической жизнью страны и за рубежом, за развитием событий на фронтах гражданской войны. Многие из наших старших товарищей ушли по призыву и мобилизации комсомола на фронт и сражались там.
        Первое время нас, комсомольцев, было в городе мало. Почти всех знали наперечет. Многие городские ребята и даже взрослые посмеивались над нами, считая комсомол детской забавой. Однако очень скоро мнение изменили, особенно после участия комсомольцев в широкой облаве ЧОН на мошенников, спекулянтов, мародеров и уголовников.
        Все чаще нас стали провожать злыми и полными ненависти взглядами, все чаще доводилось слышать за своей спиной злобные голоса: "Придет Юденич, посмотрим, какие вы храбрые!" или "Вернутся наши, покажут вам комсомол!".
        Эти угрозы еще больше сплачивали наш комсомольский коллектив и заставляли быть всегда начеку. Секретарь райкома где-то раздобыл пулемет "Максим", и все мы с большим увлечением принялись изучать его устройство. Без конца производили разборку и сборку, старательно осваивали правила стрельбы по неподвижным и движущимся целям. Ми были уверены, что эта наука нам обязательно пригодиться если не сейчас, то в будущем. Революция, как говорил В.И.Ленин, должна уметь себя защищать.
        С обоснованием в Великих Луках штаба 15-й армии в райком зачастили молодые красноармейцы и командиры. Однажды прибыл к нам даже комиссар отдельного гаубичного дивизиона. С напряженным интересом, ловя каждое слово выступающих, слушали мы рассказы о положении на фронтах, о стойкости Красной Армии и героизме ее бойцов, о международном и внутреннем положении молодой республики Советов.
        В свою очередь и мы, комсомольцы старались не оставаться в долгу и очень часто посещали расквартированные в городе воинские части. Наши выступления перед красноармейской аудиторией часто сопровождались импровизированными концертами. Командиры и бойцы нас всегда принимали очень тепло и радушно. Расспрашивали о нашей работе, о задачах и планах Союза молодежи, о семейных и бытовых условиях.
После первых же встреч несколько наших ребят вступили добровольцами в Красную Армию. Надо сказать, что защищать от врагов с оружием в руках республику Советов, быть добровольцем Красной Армии - выше этой мечты у нас, комсомольцев, тогда не было! Сам я этой мечтой жил, и, конечно, едва узнав о возможности стать добровольцем, не мог пропустить такого решающего момента в своей жизни! Однако шансов в то время у меня было очень мало, в армию брали только совершеннолетних.
        Разведав у знакомых ребят, что и как, направился в штаб 15-й армии, размещавшийся в здании бывшего реального училища. Не знаю, насколько впечатляюще это выглядело со стороны, но в свои четырнадцать лет я старался казаться окружающим как можно старше и солиднее. И представьте, удача пошла мне навстречу. Я дошел до коменданта штаба 15-й армии, и моя настоятельная просьба им была уважена. Товарищ Иванченко, комендант штаба, направил меня в комендантскую роту для записи добровольцем в списки ее личного состава.
        Разговор с командиром роты состоялся примерно такой:
-Смотрите, еще один доброволец явился! Ну, нет, браток, рановато тебе еще воевать! Что, Иванченко ко мне направил? Прошиб, значит! Боевой, ничего не скажешь. Ну, в таком случае, слушаю...
        Я коротко изложил суть просьбы, непременно упомянув при этом, что товарищ Иванченко обязательно приказал зачислить меня добровольцем. При этих словах ротный, еще раз пристально взглянув на меня, улыбнулся:
        -Ты в школе-то хоть учился, читать и писать можешь?
        -Я комсомолец, товарищ командир, выполнял поручения райкома. А в реальном училище закончил 4 класса.
        -Даже так... Тогда, брат, ты совсем герой! Так вот, товарищ комсомолец Бажанов. Юрием Павловичем тебя величают, я не ошибся? С виду ты, конечно, не того... Но раз Иванченко за тебя поручился и обязательно приказал, так и быть, зачисляю тебя в списки своей роты и поручаю, как комсомольцу, дело весьма важное и ответственное. Будешь ротным книгоношей.
        И он в двух словах пояснил мне мои будущие обязанности. Я внимательно слушал своего первого командира Павла Петровича Пучкова, а сердце радостно прыгало от волнения.
        -Я-красноармеец, боец рабоче-крестьянской Красной Армии! Буду с оружием в руках участвовать в боях и бить ненавистных буржуев!
        -Ну что ж, приступайте к своим обязанностям, красноармеец Бажанов - желаю успеха в службе, - сказал, с ударением на слово красноармеец, командир роты, заметив в моих глазах радостные огоньки. - Только сначала голову наголо - раз, парная - два, каптенармус - три, котелок - четыре. Дневальный покажет дорогу...
        И тут я не выдержал. Потеряв напускную важность, пулей вылетел из канцелярии роты выполнять первое в моей жизни приказание командира Красной Армии. В отличие от ротного, старшина меня встретил конкретным ворчанием:
        -Где же тебе такую форму отыскать, - бурчал он, перерывая на полке поношенные солдатские гимнастерки и брюки. - До сих пор на настоящих солдат шили...
        Но, увидев, что от горькой обиды у меня чуть было не навернулась слезы и я не на шутку обиделся, сказал уже мягче:
        -На вот, сынок, хоть эту формочку примерь на себя, может, будет в аккурат? - и поло жил передо мной предметы моего первого военного обмундирования. Я второпях неуклюже стал примерять обновку.
        -Малость на вырост шили. Не горюй, года не пройдет, как врастешь в нее. Старшина сноровисто помогал мне обматывать вокруг голени обмотки и зашнуровывать ботинки. А потом, поставив по команде смирно, степенно оглядел со всех сторон и добавил:
        -Вид ничего, бравый, можешь убедиться сам.
        Я заглянул в зеркало, и честно говоря, совсем не узнал себя. Форма во всех без исключения деталях была велика. От прежней солидности не осталось и следа.
        Но ни ворчание старшины, ни зеркальное отображение новобранца, полы шинели которого почти касались пола, не в состоянии были испортить счастливого, радостного настроения в первый день службы. Единственное, что меня смутило, - это то, что не выдали сразу же, как я мечтал, никакого оружия.
        С нескрываемой завистью смотрел я на солдат, занимавшихся чисткой оружия, на ровные ряды винтовок в солдатских пирамидах, на часовых, с важным и неприступным видом расхаживающих по постам. Но в первые дни, спросить у командира, почему мне как солдату не выдали оружия, стеснялся и боялся: вдруг отчислят из армии? Однажды Павел Петрович, видимо, сам поймал мой полный неподдельной зависти к обладателям оружия взгляд. Вечером когда я возился с книгами, перебирая их на полке, он подошел ко мне, взял с полки одну из книг и, листая ее, как бы между прочим сказал:
        -Сейчас книга для красноармейца - та же винтовка. Политграмота делает бойца вдвое сильнее и не одного, а всех вместе. Ты знаешь, Юрий, Ленин не носит с собой ни винтовки, ни нагана, а вон, какая силища в его руках! Дрожат буржуи от ленинского слова!
        После этой политбеседы мне стало ясно, что сейчас мое личное оружие - книги, газеты и журналы для бойцов. А винтовку получу, когда командир сочтет нужным. А в данный момент нужнее именно эта моя работа.
Первое, что я сделал, это связался с литэкспедицией 15-й армии, размещавшейся вместе с политотделом в Вознесенском монастыре Великих Лук. Там я получил на свою роту довольно объемистый тюк политической и художественной литературы: книг, журналов, различных брошюр и свежих газет. Это дало возможность на первое время создать в роте небольшую библиотеку и читательский уголок. Красноармейцы с большим удовольствием пользовались моей библиотекой. Несмотря на то, что свободным временем бойцы почти не располагали, от читателей не было отбоя. Иногда, по своей инициативе я сам устраивал громкие читки. Красноармейцы стали обращаться ко мне за помощью. Я отвечал, как умел, на вопросы, писал за неграмотных письма их родным и близким, объяснял прочитанный газетный материал. Кроме того, мне приходилось выполнять и ряд других поручений ротного командира. В армии шла напряженная боевая и политическая учеба. Солдаты несли караульную службу. Хозяйственных дел в подразделении было тоже невпроворот.
        Я довольно близко познакомился с начальником армейской литэкспедиции товарищем Озерским. Надо сказать, он выделялся из окружающих. В первую очередь, конечно, тем, что никогда не расставался со своей матросской формой. Поначалу Озерский мне показался настоящим "морским волком", малоразговорчивым, суровым и неприступным. На самом деле начальник литэкспедиции был довольно простым я весьма общительным и жизнерадостным человеком. Он то и дело вставлял в разговор крылатые морские словечки и выражения, был весьма начитанным и эрудированным человеком. В политотдел 15-й армии пришел с Балтийского флота. Активно участвовал в революции, воевал.
        Как-то Озерский специально пришел к нам в комендантскую роту, посмотреть мою библиотеку.
        - Ничего, аккуратный ты, салажонок, - начал он, поздоровавшись со мной и оценив взглядом мою библиотечку и уголок. Придется тебя забрать к себе в ПОАРМ боцманом, то бишь помощником своим. Возражений нет? Таковых, ясное дело, от меня не последовало.
        Мне очень нравился и сам Озерский и его энтузиазм в работе.
В тот же день я был переведен в политотдел армии на должность армейского литэкспедитора. Теперь моя работа заключалась в том, что я ежедневно распределял и раздавал представителям воинских частей и учреждений армии газеты и другую политическую литературу. Получение и доставка поступающей в ПОАРМ корреспонденции также возлагалась на меня. Список литературы и разнарядку на ее распространение в частях каждый день получал лично от Озерского. Иногда по его поручению сам отвозил кипы политической литературы в части и подразделения, когда оттуда не было представителей или они запаздывали. Добирался попутной оказией или пешком, как придется. Великие Луки и пригород к тому времени я уже знал неплохо.
        Под временное хранилище получаемой мною литературы было оборудовано помещение одного из магазинов, расположенного рядом с Шармом. Здесь всегда было полно народу. Представители частей приезжали и приходили в разное время. Для доставки литературы использовали ящики, большие корзины, мешки и прочую тару. Иногда мы просто бечевками или шпагатом связывали большие стопки предназначенных для бойцов книг, журналов и газет, и красноармейцы бережно взваливали тяжелую ношу на плечи или несли в город в руках.
        Общаясь с представителями частей, я всегда был в курсе всех важнейших событий. За литературой приходили и молодые, чуть старше меня ребята, и пожилые, уже побывавшие на фронте солдаты. Едва завидев меня, многие из последних, вместо приветствия обычно говорили добродушно:
        - Ну как, сынок, чем ты нас сегодня угостишь?
        Часто красноармейской среде обсуждали положение на фронтах, обстановку в городе и деревне. Озерский регулярно устраивал политинформации.
        А положение молодой Советской республики было очень трудным. Шел 1920 год. После разгрома Колчака, Деникина и Юденича страна Советов на короткое время получила мирную передышку. Однако эта передышка быстро закончилась. Антанта повела против нас новый, третий по счету, крестовый поход в надежде задушить республику. На этот раз главной ударной силой интервентов стали: с запада - белополяки, с юга - белогвардейцы барона Врангеля. На Украине против армии гетмана Пилсудского упорные бои вела только что созданная 1-я Конная армия во главе с Буденным и Ворошиловым. Чуть позже, в начале осени, против войск Врангеля повел ожесточенные бои Южный фронт, которым командовал М.В.Фрунзе. Продолжалась интервенция на Дальнем Востоке, в Закавказье еще хозяйничали контрреволюционеры - дашнаки, мусаватисты и меньшевики. По всей стране продолжали вспыхивать контрреволюционные мятежи и выступления. Город и бедняцкую деревню сжимали железные тиски голода и разрухи. Но даже в это суровое и трудное время ростки новой жизни пробивались повсюду. Люди воочию убеждались, что неисчислимые жертвы и беды, выпавшие на долю пролетариата и трудового народа, страдания и героические усилия не были напрасными. Борьба еще далеко не окончена, но верилось, что жизнь, которую они создают и с таким упорством отстаивают, будет прекрасной.
Первый коммунистический субботник, проведенный в апреле 1919 года в депо Москва-Сортировочная, пробудил сознание многих людей. Массовый коммунистический субботник на Московско-Казанской железной дороге всколыхнул всю страну. Образование военного и экономического союза пяти республик - РСФСР, Украины, Белоруссии, Латвии и Литвы помножило усилия народов по созиданию нового.
        Принятый Советом Народных Комиссаров и подписанный Лениным декрет о ликвидации неграмотности привлек на сторону Советской власти новые и новые миллионы людей.
        Мне вспоминается, с какой тревогой и надеждой посланцы частей первыми раскрывали газеты с сообщениями о положении на фронтах, с какой теплотой всматривались в редкие в то время фотографии вождя революции, с каким волнением читали вслух простые ленинские слова в очередной статье или передовице и с какой уверенностью в правоте ленинского дела шли с печатными материалами в свои подразделения!
Каждый день приходилось перетаскивать и перекладывать большое количество груза: книг и печатных изданий. К вечеру болели руки и не разгибалась спина. Но я был доволен своей работой и горд от сознания, что я нужен людям и приношу хоть какую-то пользу нашему общему делу.
        - Не возвеличивай себя, но любое дело, даже самое незначительное считай великим. И тогда великим будет для тебя и его содержание и смысл твоей жизни, - любил говорить Озерский, давая очередное поручение.
        Я глубоко проникся философией поговорки своего непосредственного командира.
        Из штабных работников армии наиболее сильное впечатление на меня произвел начальник Особого отдела товарищ Берзин, речь идет о будущем начальнике разведуправления РККА. Правда, сам я с Берзиным лично знаком не был. Однако очень часто видел его и при встрече он неизменно отвечал на мои приветствия. Особый отдел размещался рядом с политотделом армии в том же Вознесенском монастыре. Двор внутри монастыря был просторный, и я нередко наблюдал, как товарищ Берзин, оживленно разговаривая со своими собеседниками, а он всегда находился в окружении своих сотрудников и работников других отделов, пересекал двор, направляясь к себе в отдел. При этом он бывал и крайне сосредоточенным и веселым, что, однако, как мне казалось со стороны, не мешало ему быть в разговоре корректным, спокойным и выдержанным. Судя по ответным улыбкам окружающих, Берзин был очень добродушным, простым и отзывчивым.
        Не знаю, чем объяснить, моей ли юношеской впечатлительностью или действительно яркой, запоминающейся особенностью этого человека, но из всех командиров 15-й армии, которых я тогда знал, именно товарищ Берзин оставил наиболее глубокий след в памяти и сразу стал в моей жизни эталоном командира. Волевого, энергичного, выдержанного и всегда подтянутого. Он всегда имел безукоризненный внешний вид.
Врангелевский фронт был последним большим фронтом гражданской войны. В конце 1920 года на Юге страны происходили решающие события. О том, что наша армия готовиться влиться в состав Южного фронта, которым командовал М.В.Фрунзе, для всех нас не было большим секретом. Части армии спешно комплектовались, пополнялись оружием, боеприпасами и личным составом. В подразделениях велась ускоренная боевая подготовка. Со дня на день ждали приказа о переброске в район боевых действий.
        Видимо, именно в связи с предстоящим отправлением на фронт ко мне на склад литэк-спедиции зашел товарищ Озерский и повел разговор о том, что мне целесообразно как добровольцу непризывного возраста, пока не поздно, уволиться из рядов Красной Армии. Здесь в Великих Луках у меня мать и две сестры, одна из которых тяжело больна. Я, мол, единственный мужчина и кормилец в доме, и им крайне необходима моя помощь. А на фронте мне будет очень тяжело.
        С первых же слов начальника я сразу понял, о чем идет речь, и, зная прямоту и решительный характер Озерского, был морально убит его настойчивостью. Изо всех сил я стал упрашивать его взять меня на фронт.
Видя, насколько я расстроен и подавлен, Озерский несколько смягчился. Однако вновь и вновь пытался убедить меня в целесообразности увольнения. Обидевшись, я твердо заявил, что из армии никуда не уйду и как комсомолец-доброволец прошу командование без всяких скидок на возраст послать меня на фронт вместе со всеми.
        - Хорошо, - согласился Озерский, понимая, что против моего желания попасть на фронт любые его доводы бессильны, - на фронт, товарищ Бажанов, вы поедете, но при условии, если против этого не будет возражать ваша мать!
        Да, легко сказать: не будет возражать... Я хорошо знал свою маму, знал, как она любит меня и как переживает за каждый мой шаг. Понимал, насколько нелегко будет ее уговорить. И сильно волновался, боясь начать этот трудный для нее и меня разговор. Но медлить было нельзя. Вечером, стараясь казаться спокойным, как бы ненароком, за ужином проронил, что через 2-3 дня вместе с ПОАРМом уезжаю на Южный фронт. Мать была настолько расстроена моим неожиданным сообщением, что потеряла дар речи и не могла сразу найти слов. Бросив все, кинулась ко мне, и прижав к груди стриженую голову, зарыдала. Потом стала упрашивать никуда не ехать, остаться дома.
        При виде ее слез я готов был зареветь и сам, сердце разрывалось на части. Но как поступить иначе, если мама не допускала даже мысли о расставании. А мне во что бы то ни стало нужно еще подготовить ее соответствующим образом к разговору с Озерским. Что этот разговор состоится, я не сомневался.
        -Ну что ты, мама, успокойся, все будет в порядке. Ведь я уезжаю ненадолго, да к тому же твой сын уже не мальчик, мне 15 лет. Я боец Красной Армии, Комсомолец. Мой долг, как и всех бойцов, быть на фронте. Неужели ты оставишь меня дома, когда другие воюют, защищая революцию? Как же после этого я посмотрю в глаза товарищам? - так хотелось сказать матери. Но я не умел хорошо говорить как взрослый и особенно стеснялся говорить матери нежные и красивые слова.
        Весь вечер и всю ночь, не отпуская меня ни на минутку от себя, мама плакала, а наутро, смирившись с мыслью о моем отъезде, стала торопливо собирать в дорогу. Вернувшись в литэкспедииию, я сразу же рассказал обо всем Озерскому. Как я и предполагал, чтобы убедиться в правдивости моих слов, он решил лично встреться, и поговорить с моей матерью.
        Разговор был длительный. К моему немалому и великому удивлению, Озерский, в этом разговоре был полностью на моей стороне. Весьма доходчиво, как это он умел делать, он убеждал мать, что врангелевцам жить осталось недолго, война скоро кончится и я вернусь домой целым и невредимым.
        Что касается присмотра за мной, за это она может не беспокоиться. Как на Балтике, все будет в полном порядке. Он постарается сделать так, чтобы я не прекращал самостоятельной учебы, а после разгрома Врангеля обязательно поступил в военную школу.
        -Пусть едет, парень он боевой и толковый, глянет на войну, потом получится и будет настоящим красным командиром, - закончил он.
        Лишь полностью удостоверившись в согласии моей матери, он стал быстро прощаться - накануне отъезда в политотделе было много срочных дел.
        В этот вечер чувство бесконечной благодарности к Озерскому за его большую поддержку и теплые слова переполняло мое сердце. Однако, расставание с матерью и сестрами все же было нелегким. Как мог, я старался успокоить их, твердо пообещав беречь себя и регулярно писать с фронта. Стесняясь перед однополчанами слез близких, очень просил сестренок и мать не провожать меня на вокзал. Дома, на прощание крепко всех обняв, я по-русски трижды поцеловал их по очереди и, накинув вещмешок на плечо, пошел на войну.
        Знакомые бойцы несказанно обрадовались, увидев меня. Они знали о разговоре с Озерским, переживали за исход моего дела и были очень довольны, что еду вместе с ними на фронт.
        Началась погрузка. Подали наш эшелон. По команде Озерского мы принялись грузить в отведенный нам вагон-теплушку имущество литэкспедиции.
        Однако, не прошло и часа после начала погрузки, как последовала команда погрузку прекратить и всем срочно собраться на станционной площади. Сразу толком никто ничего понять не мог. Почему прекратить погрузку? Чье это распоряжение? Что за этим последует? Но через несколько минут все прояснилось.
        - Товарищи! - обратился к собравшимся красноармейцам и командирам начальник политотдела армии товарищ Ковалевский, - Получено радостное сообщение! Красная Армия полностью разгромила барона Врангеля. Нашими войсками взяты Севастополь и Симферополь! Освобожден Крым!
        Сообщение о победе на Южном фронте было встречено бурей оваций. Над станцией прокатилось дружное солдатское "Ура!". Взлетели вверх шапки, папахи и рукавицы.
        - Но это не все, - продолжал начальник политотдела, несколько снизив голос. - В связи с ликвидацией Южного фронта и окончанием гражданской войны получен приказ о расформировании нашей 15-ой армии и демобилизации ее личного состава.
        В молодой республике Советов это был один из первых приказов о демобилизации в Красной Армии и сокращении численности ее личного состава.
        Вторая часть сообщения Ковалевского мною была воспринята с большим огорчением. Как обещал старшина, за год я действительно врос в красноармейскую форму, сжился с армейским коллективом, искренне полюбил и свою работу и армейских боевых друзей. И так мечтал попасть на фронт! А тут этот приказ! Расставание с боевыми друзьями, расставание с Красной Армией. Как внезапно все меняется! Снова работа, учеба, комсомольские дела и поручения в райкоме.
 

на главную      Далее по книге    В начало книги   Фотографии из книги       еще история