Глава девятая. Москва. Первое МАУ
        В конце 1938 года я быв вызван в Главное управление кадров, где мне была предложена должность начальника 1-го Московского артиллерийского училища им. Красина.
        Откровенно говоря, такое предложение для меня было неожиданным и я не представлял, смогу ли я справиться с такой большой и ответственной работой. Но приказ о назначении состоялся, кстати, в это же время мне было присвоено звание полковника.
        Сдав командование АККУКСом комбригу Королеву, который перед этим командовал артиллерией кавалерийского корпуса, в декабре 1938 года я прибыл в Москву.
        История 1-го Московского артиллерийского училища им. Красина начинается с 1918 года, когда в Москве по личному указанию В.И. Ленина были созданы командные курсы тяжелой артиллерии. Ильич часто бывал здесь и выступал перед курсантами. В годы гражданской войны курсы подготовили большое количество краскомов, которые беззаветно сражались на всех фронтах, защищая от контрреволюции и интервенции молодую Советскую власть.
        По окончании гражданской войны командные курсы были переформированы во 2-ю Московскую артиллерийскую школу, которая размещалась в Лефортово. А после переименования военных школ в военные училища 2-я МАШ стала 1-м Московским артиллерийским училищем им. Красина.
        В 1936 году 1-е МАУ было передислоцировано из Москвы в Краснодар, но вскоре возвращено в Москву, но не на старое место в Лефортово, а в Октябрьские казармы на Хорошовском шоссе, где до этого размещалась особая Кавалерийская дивизия.
        Прибыл я в училище в период его обустройства на новом месте в Октябрьских казармах и был немало поражен тем, что я увидел. Похоже, кавалеристы, оставляя Москву и передислоцируясь в Белоруссию, не очень беспокоились о том, кто после них будет жить в этих казармах.
        Этот же период был очень сложным для училища в том смысле, что необходимо было переводить орудия с конной тяги на механическую. Получилось так, что при наличии большого количества лошадей был получен еще и полный комплект тракторов «Ворошиловец». Технику необходимо было осваивать, одновременно уделяя постоянное внимание лошадям. Естественно, на следующий же день своего пребывания в училище я обошел все конюшни и убедился, что уход за конским составом совершенно не отвечает требованиям, установленным в артиллерии. А все это происходило потому, что недоставало людей в батарее обслуживания. Ведь красноармейцы должны были ухаживать за лошадьми и одновременно осваивать и обслуживать громадное количество автотракторной техники.
        Кстати, неизвестно по какой причине курсанты училища были освобождены от ухода за лошадьми. Вся эта обстановка требовала от меня срочного вмешательства.
        Ну а на третий день я решил ехать в штаб Московского военного округа для представления командующему войсками Маршалу Советского Союза тов. С.М. Буденному (17).
        Только я собрался выходить из кабинета, как вбежал ко мне дежурный и доложил, что на территории училища находится маршал Советского Союза Буденный. Выбежав навстречу командующему, я встретил его уже в коридоре штаба училища. Приняв у меня доклад, Семен Михайлович направился в мой кабинет и стал пристально рассматривать все, что там находилось, в частности - свой портрет, который в одиночестве (и, я сказал бы, не в лучшем виде!) висел на стене. Затем он подошел к письменному столу, на котором сукно было изрядно оборванным, просунул руку под сукно и, захватив его, со всей силой сорвал со стола.
        Очень спокойно Семен Михайлович произнес:
        -Бажанов! Нужно навести порядок!
        Мои робкие объяснения, что я только-только прибыл были в данном случае излишни. Мне оставалось единственное - сказать: «Есть навести порядок!».
        После этого он предложил сходить на конюшню. И здесь маршал застал далеко не образцовый порядок. Но возмущения не выказывал до тех пор пока не стал свидетелем такой картины: один красноармеец с ведром подошел к водопроводному крану и стал наполнять ведро водой, но, очевидно, впервые в жизни увидев маршала Буденного, так на него засмотрелся, что и не обратил внимания, как вода полилась через край ведра и, растекаясь по полу, тут же стала замерзать. Вот тут-то Семен Михайлович не выдержал, разразился тирадой по поводу беспорядков. Далее он прошел в курсантскую столовую, где также царила неприглядная картина. В столовой было грязно! Каждый курсант с алюминиевой тарелкой подходил к бачку с первым блюдом, а потом через всю столовую шел к своему столу, проливая по дороге борщ на пол...
        Проинспектировав таким образом всю территорию училища и прощаясь со мной, маршал Буденный еще раз повторил:
        -Бажанов, наводите порядок!
        От стыда я не знал, куда себя деть. В этот же день я собрал своих заместителей, командиров и комиссаров дивизионов, рассказал им о визите маршала Советского Союза Буденного и обо всех его замечаниях. Кроме того, я поделился с товарищами своими впечатлениями об училище и поставил каждому задачи, указал кому, что и когда сделать.
        Должен сказать, что взаимопонимание с командным, политическим и преподавательским составом училища мне удалось установить довольно быстро.
        С удовольствием вспоминаю замечательных командиров Д.Д. Кубеева, Н.П. Белова, М.Л. Вовченко, П.И. Золотарева и многих других (Лупинева, Шевченко, Буша, Голиенко, Усова, Клячкина, Майорова, Крыжановского).
Как только я прибыл в училище, мне сразу же стал помогать начальник политотдела И.В. Булочников, чего я, к сожалению, не могу сказать о комиссаре училища Г.Д.Усикове, который не отвечал на все мои попытки установить с ним контакт и добиться дружной работы по воспитанию и обучению курсантов. Более того, он пытался обособиться в своей работе, подчас противопоставляя политработников командирам. Как же все это на первых порах мешало в работе!
        Считая подобное положение ненормальным, я счел необходимым доложить об этом Н.Н. Воронову. Но тот лишь упрекнул меня: мол, я сам не сумел наладить нормальных отношений с комиссаром. Зато после моего доклада в училище нагрянули комиссии: из Главпура, Военного Совета МВО, Начарта РККА и Начальника Военно-учебных заведений РККА.
        Когда они завершили свои проверки, меня вызвали к начальнику Главпура Л.З. Мехлису (18), где в приемной уже собрались председатели всех комиссий, проверявших работу училища, начальника политотдела и комиссара Г.Д.Усикова.
        Первыми для доклада вызывались председатели комиссий и начальник политотдела, а напоследок и мы с комиссаром.
- Товарищ Бажанов, как же вы могли так долго терпеть такого человека, как Усиков, в роли комиссара? - начальник Главпура не мог сдержать эмоций. И здесь же объявил, что Усиков возомнил себя ортодоксальным комиссаром, по заключению комиссий, является невежественным человеком и должности комиссара училища не соответствует, в связи с чем от должности освобождается. Откровенно говоря, я не ждал такого радикального решения, но оно состоялось, и Г.Д. Усиков получил понижение.
        На должность комиссара училища был назначен полковник Лапаев, которого я знал по академии им. Дзержинского. С приходом тов. Лапаева обстановка в училище резко изменилась и работать стало приятнее и интереснее.
        Вспоминая работу в училище, я с большим удовлетворением должен отметить замечательный коллектив командиров и преподавателей, который все свои силы и энергию отдавал воспитанию и обучению курсантов. Особое внимание в училище уделялось артиллерийско-стрелковой подготовке, для обеспечения которой было построено большое количество миниатюр-полигонов, а хорошие тактические классы и закрепленный за училищем Алабинский полигон создавали все условия для практических занятий.
        Вспоминается такой случай. Когда по учебному плану старшие курсы должны были выходить в зимние лагеря в Алабино, а казарм в ту пору там еще не было, я решил обратиться с просьбой отпустить нам утепленные палатки к начальнику штаба МВО, комдиву Василию Даниловичу Соколовскому(19). Комдив внимательно выслушав меня, посоветовал... вырыть землянки. Но скажу откровенно, в ту пору я не представлял себе, как это можно заставлять курсантов, отрывая у них учебное время, рыть землянки да еще зимой! И я тут же позвонил начальнику тыла МВО, комбригу Александру Ивановичу Шебунину, изложив ему ту же просьбу. И он ее удовлетворил, отдав распоряжение выдать училищу необходимое количество утепленных палаток, чем я был очень доволен. Правда, с началом Великой Отечественной войны, когда землянка стала единственным убежищем не только от холода, но и от бомб и снарядов, вот тогда я вспомнил, как был прав Василий Данилович Соколовский, советовавший еще в 1939 году учиться рыть землянки.
        Имея на вооружении 122 мм пушки и 152 мм гаубицы, орудия с большой по тем временам дальнобойностью, училище не могло проводить боевые стрельбы на Алабинском полигоне из-за недостаточной дальности директрисы и на лето выезжало в Гороховецкие лагеря под Горький, где для размещения курсантов были предоставлены деревянные бараки, а для командного состава - домики, Гороховецкий полигон был хорошо оборудован и имел все возможности для боевых стрельб и маневрирования.
        Дневные и ночные тактические учения с боевыми стрельбами шли почти непрерывно. Курсанты втягивались в длительные походы и получали хорошую закалку, которая так необходима будущим командирам-артиллеристам.
Именно здесь, в полевых условиях, приближенных к боевым, практически отрабатывались и вопросы партийно-политической работы. Курсанты по назначению выполняли обязанности политруков батарей, редакторов боевых листков, политинформаторов и книгонош. Комиссары дивизионов настойчиво прививали курсантам практические навыки партийно-политической работы и были душой подразделений.
        Большое внимание в училище уделялось физической подготовке. У нас была отличная футбольная команда, душой которой был командир батареи курсантов, старший лейтенант Иван Иванович Лукичев, наши футболисты очень радовали всех нас своими неоднократными победами.
        В особом почете была и гимнастика на снарядах. Как-то, подводя итоги учебы и воинской дисциплины за неделю (а делалось это каждую субботу), обнаружили явное отставание по выполнению упражнений на перекладине и гимнастическом коне. И тут же приняли решение: считать увольнения в город возможными только через сальто на перекладине и прыжок черед коня. До чего же забавно было наблюдать, как некоторые курсанты даже по ночам тренировались на этих снарядах! Но самое главное, что это решение оказалось настолько эффективным, что через месяц отстающих по этим упражнениям не осталось.
        Вспоминается и печальный случай, связанный со спортом. Дело в том, что при переводе с конной тяги на механическую мы - и в первую очередь командный и политический состав - должны были в буквальном смысле этого слова переучиваться, т.е. освоить двигатель внутреннего сгорания. Было предложено в течение двух недель изучить мотоцикл и научиться на нем ездить. В один из воскресных дней был назначен и выезд всех командиров и комиссаров дивизионов по маршруту Гороховецкие лагеря - Горький и обратно.
        Началась активная подготовка. Прежде всего, изучали устройство мотоцикла. А, надо сказать, что в каждом из двизионов их было несколько штук. И вот комиссар 1-го дивизиона Смирнов с помощью автотехника стал регулировать работу своего мотоцикла. Делали они это в автотракторной мастерской - пристройке к деревянному навесу, под которым и хранились все автомашины и тракторы дивизиона. В это же время у входа в мастерскую физрук дивизиона, старший лейтенант Габрич промывал детали от велосипеда в ведре, наполненном бензином,. Во время регулировки, от искры в магнето мотоцикла вспыхнули концы, пропитанные горючим. Автотехник не придумал ничего лучше, как выбросить их в открытую дверь, но промахнулся и этими горящими концами попал в ведро с бензином! Пламя мгновенно перекинулось на Габрича и на нем вспыхнула одежда. В страшном испуге, вместо того, чтобы лечь на землю и затушить пламя, он стал бегать вокруг автопарка, да с такой скоростью, что мы никак не могли его догнать. Габрич получил сильные ожоги. Все наши старания спасти ему жизнь успеха не имели и через пять дней мы его хоронили. Вот такая трагедия! Этот нелепый случай очень глубоко потряс весь личный состав училища.
        Но не будем о печальном. В то время шефами нашего училища были фабрика "Трехгорная мануфактура" и Московский театр оперетты. Нужно сказать, что шефство было не формальным, многие командиры и курсанты часто бывали на "Трехгорке", проводили беседы и политинформации, в свою очередь ни одно массовое мероприятие в училище не проходило без замечательных девушек-текстильщиц. В доме культуры им. Ленина, принадлежавшем Трехгорной мануфактуре, нередко устраивались спектакли и концерты, в которых принимали участие лучшие артисты Москвы.
        Шефские связи с театром оперетты были также очень теплыми. Артисты помогали курсантам готовить выступления художественной самодеятельности и просто выступали перед кур сайтами и преподавателями. Более того, при выезде училища на Гороховецкий полигон туда же прибывала бригада артистов. Через две недели их сменяла другая, так что высокое искусство и самодеятельное творчество сопровождали нашу военную жизнь. Такие замечательные артисты, как т.т. Ярон, Приображенская, Володин, Аникеев и другие были частыми гостями училища. Я с большой теплотой вспоминаю секретаря парторганизация театра оперетты Павла Павловича Горлышкова, который очень многое делал по укреплению шефских связей театра с училищем.
        Большую помощь и поддержку в работе я получал от комдива Н.К. Клыкова, который в те годы был помощником командующего войсками МВО по ВУЗам. Николай Кузьмич будучи старым членом партии, активным участником Гражданской войны, был высоко подготовленным военачальником, у которого было чему поучиться. Всегда спокойный и выдержанный, человек большой души и обаяния, он мгновенно располагал к себе.    
        Николай Кузьмич своими указаниями и советами оказывал мне большую помощь в руководстве училищем. В то время уделялось большое внимание социалистическому соревнованию. Наше 1-е МАУ соперничало с Рязанским артиллерийским училищем, которое также, как и наше, готовило курсантов по профилю корпусной артиллерии, поэтому в организационном отношении Московское и Рязанское училища были идентичны.
Начальником Рязанского училища был в ту пору комбриг Даниил Арсентьевич Журавлев, с которым у меня сложились очень дружеские отношения. В конце 1940 года он был назначен командиром Московского корпуса Противовоздушной обороны, а с началом Великой Отечественной войны возглавил противовоздушную оборону нашей столицы, которая при налетах фашистской авиации на Москву зарекомендовала себя наилучшим образом.
Располагаясь в Москве, наше училище было непременным участником всех парадов на Красной площади, и это ко многому обязывало, прежде всего от училища требовалась высокая строевая подготовка и, я сказал бы, строевая культура.
        Первый парад, в котором и я участвовал вместе с училищем, состоялся 1мая 1939 года. Должен признаться, что прошел он для училища не лучшим образом. Дело в том, что в момент выхода к Мавзолею В.И.Ленина, комиссар училища Г.Д. Усиков оступился и упал. Я этого не видел, так как конфуз случился в тот момент, когда я, отделившись от строя курсантов, шел к Мавзолею. Но я обратил внимание на то, что находящийся на трибуне Мавзолея К.Е.Ворошилов (20) на меня очень строго посмотрел, и я догадался, что что-то не так. Повернувшись к строю курсантов, я увидел, что они держат хорошее равнение и четко "печатают" шаг. Успокоенный, я направился к правому крылу трибуны Мавзолея, где было определено место для командиров и комиссаров частей и военно-учебных заведений, участвовавших в параде. И вот тут, ко мне подошел командир Особой Киевской бригады Калмыков и спросил:
        -Товарищ Бажанов, как так получилось, что ваш комиссар упал прямо напротив Мавзолея?
        Только тогда мне стало ясно, почему К.Е. Ворошилов так строго на меня посмотрел!
        Будучи до предела взволнованным, сразу же, как закончился парад, не оставаясь на демонстрацию, я уехал в училище. Еле дождался окончания демонстрации, чтобы связаться с комендантом Москвы В.А.Ревякиным и узнать все подробности этого неприятного случая. Но ждать пришлось недолго, так как вскоре последовал телефонный звонок Николая Николаевича Воронова.
        Начальник артиллерии РККА в повышенном тоне указал мне на плохую подготовку училища к параду. Не успел я положить трубку, как последовал второй звонок. Это был маршал Буденный, который в довольно шутливой форме задал мне вопрос:
        -Бажанов, у тебя в училище курсанты или мешки с картофелем?
        Я начал пытаться оправдываться, что-то доложить, но он меня прервал и сказал:
        -Вы что, совсем не занимаетесь строевой подготовкой? Исправляйте ситуацию!
        Много лет спустя на Северо-Западном фронте Н.Н. Воронов, вспоминая этот казус, рассказал, что на трибуне Мавзолея все тогда ждали замечания по этому поводу от И.В. Сталина, но Иосиф Виссарионович лишь рассмеялся и сказал: "Наверное, так бывает... Товарищ артиллерист перестарался!". Однако, говорят, на обедах у И.В. Сталина были случаи, когда в общем разговоре возникали паузы и для того, чтобы оживить беседу Михаил Иванович Калинин, обращаясь через весь стол к Воронову, спрашивал: «А расскажите Николай Николаевич, как здоровье вашего артиллериста, который упал на параде?». У всех присутствующих за столом это вызывало смех и оживление.
        Но, как говорится, нет худа без добра, так как после этого случая строевой подготовке мы стали уделять больше внимания. Решили готовиться к парадам не только в отведенные для этого сроки, а повседневно, то есть любое передвижение строем осуществлялось строевым шагом, а, кроме того, особое внимание было уделено индивидуальной строевой подготовке. Пришлось изучать методику строевой подготовки и в воинских частях Московского гарнизона, в частности, в Московской пролетарской дивизии, которой в то время командовал Василий Иванович Морозов.
        Мне вспоминаются генеральные репетиции на Красной площади, которые происходили ночью, дабы не мешать уличному движению в столице. Эти репетиции проходили без оркестра а, когда шла по Красной площади пролетарская дивизия, то находившиеся у подножья Мавзолея чувствовали, как от этой железной поступи даже вздрагивала земля!
        К ноябрьскому параду 1939 года училище было подготовлено отлично, но несмотря на это, шедший перед нами строй сводного отряда моряков со стороны трибуны был удостоен аплодисментов, а как только подошел к Мавзолею строй курсантов нашего училища, аплодисменты прекратились. И стали мы думать, что же еще необходимо сделать, чтобы завоевать восхищение и признание людей, присутствующих на трибунах?
        Обычно наше училище выходило на парад с винтовками за спину, что не придавало особой красоты курсантскому строю, поэтому было принято решение на очередной парад вывести училище с обнаженными шашками. Правда, в связи с этим подготовка к параду усложнилась и не обошлась без казусов, так как обнажение шашки в сомкнутом строю требовало от каждого курсанта высокой натренированности.
        И вот на очередном параде произошло то, чего мы так упорно добивались. По-прежнему трибуна аплодировала морякам, но, когда вышло наше училище, то аплодисменты не только усилились, но даже перешли в овацию! Так отблагодарили москвичи личный состав нашего училища за необычный выход на параде.
Обо всем этом я рассказываю довольно подробно потому, что в военной службе должны быть красота и гордость за принадлежность к героическим Советским Вооруженным Силам.
        Я должен сказать, что и в тяжелых условиях Великой Отечественной войны, мы находили возможным и даже необходимым проводить военные ритуалы, связывая это с успешным завершением боев, вручением гвардейских знамен и правительственных наград. Все это воодушевляло бойцов и командиров на дальнейшие подвиги. В проведении этих торжественных мероприятий большую организующую роль играли наши политработники.
        Но вернемся в конец 30-х годов. Как я уже говорил, по тем временам наше училище имело новые артиллерийские системы, устройство которых должно было осваиваться всем личным составом. Для этой цели были созданы классы материальной части, но так как специальных помещений у нас не было, а системы были достаточно тяжелыми, то было принято решение о создании этих классов в подвале казармы, но и здесь мы встретились с немалыми трудностями. Ведь в подвальных помещениях были маленькие окна, а проходы и лестницы очень узкие, поэтому пришлось наши крупногабаритные артсистемы разбирать на самые мелкие части. Впрочем, сама разборка и сборка орудий давала курсантам очень хорошую практику, так как этой работой руководили преподаватели и артиллерийские техники.
        Создание специальных классов материальной части обеспечило хорошую подготовку будущих командиров-артиллеристов по материальной части.
        В один из приездов в училище Н.Н. Воронова мы ему показали нашу новинку, и он дал высокую оценку нашей работе, но больше всего его удивило, как это нам удалось такую громоздкую систему затащить в оконный проем подвала.
        Через несколько дней после посещения училища, Николай Николаевич позвонил мне по телефону и сообщил, что на днях он пришлет в училище художника, который напишет картину, изображающую занятия курсантов по материальной части.
        И, действительно, такая картина была написана. На ней возле орудия был изображен Н.Н. Воронов в кругу руководящего состава училища и группы курсантов, правда для этого пришлось несколько часов позировать художнику, но картина получилась хорошая. Я помню, что она экспонировалась на специальной выставке в Москве, посвященной обороне нашей страны.
        Придавая большое значение подготовке курсантов по материальной части, мы организовали и специальные технические конференции, на которые приглашались представители других училищ и воинских частей. Мне кажется, что это были очень нужные и интересные мероприятия.
        К 1940 году наше училище по всем показателям стало одним из лучших военных училищ, и к нам даже стали водить различные делегации, а весной 1940 года начальник артиллерии РККА проводил в нашем училище сборы всех начальников артиллерийских училищ Красной Армии.
        Готовясь к этому важному событию всем личным составом, мы многое сделали по наведению образцового порядка и улучшению качества всех видов занятий с курсантами. Сборы прошли хорошо и Н.НВоронов особо отметил командование училища. Присутствующие на сборах начальники и комиссары училищ также остались довольны всем, что они увидели в 1-м МАУ.
        1940 год принес всему личному составу училища большую радость, 1-е Московское артиллерийское училище им. Д.В. Красина за большие успехи по подготовке командного состава артиллерии было награждено орденом Красного Знамени, а начальник училища - золотыми часами народного комиссара обороны.
        Нужно сказать, что международная обстановка к 1940 году крайне накалилась, а захватническая политика германского фашизма не оставляла сомнений в том, что основным нашим вероятным противником, несмотря на различные дипломатические ухищрения со стороны Гитлера, будет фашистская Германия.
        Лично для меня подтверждением того, что нашим вероятным противником является фашистская Германия, послужил и рассказ моего товарища М.В. Белякова, возвратившегося из Германии.
        С Михаилом Васильевичем Беляковым мы вместе учились, одновременно окончив артиллерийскую академию им. Дзержинского, и, кроме того, получилось так, что мы почти одновременно возглавили артиллерийские училища. Михаил Васильевич - Подольское, а я - Московское. Оба наших училища выезжали в Гороховецкие лагеря, где мы часто встречались.
        В один из дней лета 1940 года Михаил Васильевич заехал ко мне и сообщил, что его на днях вызывали к наркому обороны К.Е. Ворошилову, где он получил новое назначение - заместителем военного атташе в Германию. Мы сердечно распрощались с Михаилом Васильевичем и я пожелал ему больших успехов на военно-дипломатическом поприще. Как я заметил, Беляков не очень был доволен назначением, но в Германию уехал. Поздней осенью 1940 года мы снова встретились с Михаилом Васильевичем на отдыхе в Сочинском военном санатории им. Ворошилова, и при встрече он мне рассказал следующую историю.
        Прибыв в Берлин и представившись Алексею Максимовичу Пуркаеву, который был нашим военным атташе в Германии, Михаил Васильевич приступил к работе. Через некоторое время Пуркаев был вызван в Москву, а Михаил Васильевич Беляков остался исполнять обязанности военного атташе. И тут ему сообщили, что он в составе группы военных дипломатов других государств должен отправиться в Варшаву, которую в то время уже занимали немецко-фашистские войска. Поскольку Беляков был в воинском звании комбрига, что приравнивалось к званию генерала, а военные атташе других государств были ниже в званиях, то Михаилу Васильевичу было поручено быть и старшим этой группы.
        Поездка в Варшаву для нашего военного атташе была очень нужна, хотя бы для того, чтобы увидеть своими глазами те разрушения, которым подвергли этот замечательный город гитлеровские вандалы, а главное - посмотреть на фашистскую армию, как говорится, в действии.
        По прибытию в Варшаву все военные атташе были размещены в гостинице. И вот не прошло и часа, как в номер Михаила Васильевича вошел немецкий оберлейтенант и доложил о том, что получена телеграмма от посла Советского Союза, согласно которой комбриг Беляков срочно вызывается в Берлин. Кроме того, этот оберлейтенант доложил, что текст самой телеграммы, по каким-то причинам может быть доставлен только через час, а в настоящее время на аэродроме находится самолет, на котором комбриг Беляков может незамедлительно лететь в Берлин, а у подъезда уже ожидает автомашина.
        Не подозревая провокации, Михаил Васильевич через два часа уже был в кабинете советского посла в Германии. Однако тот выразил недоумение по поводу столь быстрого возвращения Белякова из Варшавы в Берлин. И тут стало ясно, что немцы, не желая показывать нашему военному атташе свои войска и злодеяния, которые они натворили в Варшаве, обманным путем по существу выдворили нашего представителя. Этот случай, безусловно, продемонстрировал не только лицемерие, но и настоящее коварство фашистской политики.
После услышанного из уст Михаила Васильевича у меня не оставалось никаких сомнений в том, что фашистская Германия, несмотря ни на какие договоры о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом, остается нашим заклятым врагом.
        В конце 1940 года я получил указание о том, что очередной выпуск 1941 года должен быть проведен не осенью, как это было до сих пор, а весной, то есть в мае, и это также настораживало.
        Кроме того, было приказано отобрать значительное количество курсантов старших курсов для отправки в Севастопольское и Чкаловское(Оренбургское) зенитно-артиллерийские училища, что свидетельствовало о необходимости усиления нашей зенитной артиллерии, поскольку наш вероятный противник располагал значительным количеством авиации.
        Все эти события обязывали нас - командиров и политработников училища форсировать подготовку курсантов, уделяя особое внимание отработке практических навыков в стрельбе не только с закрытых позиций, но и прямой наводкой.
        На всех занятиях с курсантами глубоко изучался опыт боевых действий нашей артиллерии в боях на Халхин-Голе и в войне с белофиннами, значительную помощь в этом деле оказывали и курсанты - участники боев, среди них Герой Советского Союза тов. Лякин и другие.
        Весь преподавательский состав, осознавая напряженность обстановки, прилагал все свои усилия для повышения качества подготовки курсантов. Часто можно было видеть, как преподаватель в неурочное время занимается с тем или иным курсантом на миниатюр-полигоне, или у классной доски, отрабатывая какую-нибудь задачу по курсу артиллерийских стрельб или разбирая наиболее сложное положение объяснительной записки к правилам стрельбы.
        Суворовским девизом: «Тяжело в учении, легко в бою», - была проникнута вся учеба курсантов.
        Большую и напряженную работу по воспитанию у курсантов высоких моральных качеств, проводили комиссары дивизионов, все командиры, и политработники училища.
        Глубоко западали в душу каждого из нас слова песни:

"Если завтра война, если завтра в поход,
будь сегодня к походу готов".

на главную      Далее по книге    В начало книги   Фотографии из книги       еще история